себя дурной, то ли пьян в такое матерное слово, какого даже в русском языке пока что не придумали. Звонит и вместо «здрасте» поливает: где вы шляетесь, такие–рассякие, таком–сяком вас, вдоль–поперек и всяко?! У меня жена тут помирает, с утра вас, гадов, ждем, а вы, скоты, не едете! Где вы, уроды, в мать вас перемать?!!
Мы, признаться, малость обалдели. Не от ненормативной лексики, естественно, на ней–то мы и сами очень даже содержательно общаемся. Просто нас с утра на этот адрес вообще–то говоря никто не вызывал.
Оказалось, был с утра там участковый терапевт, направление в инфекционную больницу пациентке выписал и транспорт из больницы заказал. А этот самый транспорт всё еще по адресу не выехал, потому как дел у них невпроворот, да еще и пробки на дорогах.
По–любому мы здесь ни при чем, но выходим крайними. Косяк не наш, но ехать больше некому. И не потому что клятва Гиппократа, то да сё, а потому, что ежели больная вправду умирает (а тем паче не дай Бог помрет), отписываться нам потом — Лев Толстой повесится.
Поехали мы с фельдшерицей, никуда не денешься…
Говорят, в кино порой бывает так, как в жизни, но в жизни — очень редко как в кино. А по–моему, смотря как посмотреть, извините мне такую тавтологию.
У нас вот получилось как в кино. Причем по эпизодам. Звездные войны, так их перетак.
Итак, раскладка. Первый эпизод… ну, пусть будет «Скрытая угроза». Хотя угроза–то скорей открытая была. Приехали мы. У парадной поджидает нас мужик, бухой в неологизм, и с ходу дурноматом обещает нас, вредителей, в капусту порубить. И без перехода тут же в ноги валится: погорячился, мол, простите– помогите. А затем с колен опять к угрозам возвращается.
При таком раскладе мы в квартиру бы, понятно, не пошли. Но мужик, похоже, притомился и куда–то от парадной чесанул. В магазин, сдается, за добавкой.
А нам деваться некуда, вызов нам никто не отменял, мы лечить обязаны. Тут–то второй эпизод этих самых звездных войн и начался. Потому как поднялись мы в коммуналку на третьем этаже, в комнату загаженную пропихнулись и увидели, что помощь уже никому не требуется. Причем давно. Потому что возлежит там на кровати натуральная покойница давностью часа так в три–четыре, уже и коченеть легонько начала.
А соседка — мы же в коммуналке — нас утешила:
— Всё, девоньки, — довольно говорит. — Трендец вам наступил. Вернется ейный муж, он точно вас прибьет, он буйный во хмелю! — и ручонки потирает в предвкушении.
Оно понятно: нас мужик прибьет, потом его, наверное, посадят, а затем она, глядишь, к рукам квартиру приберет. Дело–то насквозь житейское, подумаешь…
А тут и третий эпизод как раз поспел, «Возвращение джедая» называется. Едва мы от греха свалить нацелились, к двери двинулись, — мужик домой влетел. Уяснил, что баба умерла, и за топор без лишних слов схватился. А и правильно, чего здесь рассуждать: вот он, труп, а вот — врачи–убийцы. Всё взаправду, как по телевизору!
Поди ему попробуй объясни, что его жену я только мертвой видела, что не я ее до смерти залечила. Тем более что (я потом с пристрастием соседку допросила) та неделю свой понос вдумчиво паленой водкой пользовала, а на закуску политуру кушала. И накануне от больницы отказалась, моих коллег облыжно вдаль послав. По мужскому половому адресу.
Короче, на повестке дня «Атака клонов». Композиция: в дверях зверообразный товарищ с топором, на койке — хладный труп, мы с фельдшерицей — кандидаты в трупы. Сбежать никак, руби нас не хочу. Стоп– кадр такой — и тишина тягучая. И по хребту могильный холодок…
И как будто кто–то вдруг «Мотор!» скомандовал. Мужик — топор над головой, с плеча рубить готов. Фершалка моя, она по жизни пышечка, меня в два раза толще, с перепугу в щель промежду телевизором и стенкой просочилась. Я потом специально посмотрела — там пространство было шириной с ладонь. Ну а я под топором буквально оказалась.
Не думала я, что когда–нибудь мне лихое мое каскадерское прошлое аукнется. Потому что хоть и не нарочно, но получилось у меня ну точно как в кино, словно я на камеру сработала. Целиком вложилась в один дубль — ну да на второй бы у меня, понятно, шанса не было.
Увернулась я от топора — и в прыжке назад ушла кульбитом с поворотом. Эффектно так, по каскадерски грамотно ушла. Вот только приземлилась прямо на кровать с покойницей. С грохотом, что характерно, приземлилась, потому как у кровати ножки подломились, на пол я в обнимку с трупом сверзилась — и оказалась точно у окна.
Собственно, в окно я с самого начала и нацелилась. Третий этаж всего, авось и повезет. Опасно, травматично, да, но всё же не фатально. Не смертельно, то бишь. Если повезет. А там и фельдшерица моя в этой суматохе из комнаты, глядишь, успеет убежать — убивец–то на мне сосредоточился.
Осталось только сигануть в окно. А мне понятно — всё, не успеваю. Мужик буквально в шаге от меня. По любому топором достанет, сволочь прыткая. Конкретно то есть всё. Но если то есть всё, то помирать — так с музыкой. Потому что кое–что я всё–таки успела — высадила я локтем стекло и ну как завизжу!
Визг получился — аж на загляденье. Та часть стекла, что после моего удара уцелела, прямо в раме вдребезги рассыпалась. А главное — мужик на миг застыл. Нам с фельдшерицей и того хватило — рванулись мы на выход со всех ног. С места звуковой барьер преодолели: визг всё еще по комнате взад– вперед летал, когда мы из квартиры вымелись и вниз по лестнице горохом сыпанулись.
Вынесло нас из парадной — и к машине сразу же. Я водителю кричу:
— В милицию гони! Нас там топором облыжно убивают!!!
Оказалось — здесь уже менты. Как в кино, так в жизни не бывает. Чтобы в жизни вдруг менты — да к месту, да почти что вовремя, да сами по себе на выручку пришли?! А они и в самом деле просто мимо шли. И как раз под мой концерт попали с выбитым стеклом. Да еще водила наш им ускорение придал, закричав про нападение на «скорую». Вот они и потащились разбираться что к чему.
Мы лишь немного с ними разминулись. Когда мы вниз по лестнице неслись, они, наоборот, вдвоем на лифте ехали. Так что эпизод «Империя наносит ответный удар» без нас проистекал. Звездно, надо полагать, проистекал, потому что нам потом пришлось обратно подниматься, мужика — в наручниках уже — в сознание приводить. А в придачу и покойницу, опять же, по всей форме надо было констатировать.
Потом мне в травме локоть зашивали, потом в милиции полночи провели, пока там протоколы заполняли…
А потом до нас прокуратура докопалась. Очень долго и занудно выясняли, кто же в смерти пациентки виноват. А меня и под еще одну статью пытались подвести. Умышленное уничтожение чужого имущества, срок — лишение свободы до двух лет. Окно же я целенаправленно разбила!
Что ж тут скажешь…
Нам не привыкать. Кто тут среди виноватых крайний? Ясно ж — мы.
Основной инстинкт. For women
Естественно, куда же без него…
То–то и оно, что просто некуда — разве только прямо к нам, а больше никуда. Мы же и за основной инстинкт, понятно, крайние.
Очень он затейливо у наших пациентов проявляется. Как буквально, так и фигурально.
Фигурально — это когда нас хроники с утра пораньше по любому поводу стараются нагнуть. А потом имеют сутки напролет в изощренно извращенной форме. До состояния такого глубокого внутреннего удовлетворения, что после смены до него уже не докопаешься.
А буквально — он у каждого по–своему имеет место быть, но у всех примерно одинаково.
У некоторых, правда, он особенно по–своему проявляется.
На очередном дежурстве позвонил на «неотложку» нам мужик:
— Что мне делать, доктор? — говорит. — У моей жены раскрылось подсознание!
