— Не нравятся.
— Да? — воскликнул Орландо. — Вот это новость! И реклама синтетической воды вам не нравится?
— Совершенно, — отрезал Человек без лица, — скажу вам проще: как только я вижу вас на экране, меня начинает тошнить.
Орландо кинулся ему на шею.
— Вы мой друг на вечные времена! — заявил он. — Наконец-то нашелся хоть один человек, способный на конструктивную критику!
— Совпадающую с вашей точкой зрения? — прищурился Человек без лица.
— Конечно! Хотя должен признаться, что в вопросах критики я придерживаюсь самых широких взглядов. Критик имеет полное право высказать свое мнение, а я имею не менее полное право этим мнением пренебречь. Таким образом, все оказываются довольны.
Ада встала, поднялся и Филипп.
— Мне пора уходить, — сказала она.
— Не надо, — попросил Филипп.
— Но мне в самом деле пора…
Наступило молчание.
— Вы вернетесь? — печально спросил Филипп.
— Конечно, вер… — встрял Орландо, но Человек без лица небрежно хлопнул его по плечу, отчего актер ушел в землю по самые плечи.
— Я? Не знаю, — проговорила Ада. Взгляд ее ускользал от взгляда Филиппа, избегая встречаться с ним. Филипп удержал ее за руку.
— Завтра в полдень у маяка.
— Я не могу.
— Тогда в полночь, я согласен. Вы не можете не прийти; я все равно буду ждать вас, Ада.
— Это глупо, — сказала она, бледнея, краснея и силясь улыбнуться. Филипп поднес ее маленькую ручку к губам и поцеловал — бережно, как целуют крылья бабочки или веки спящего ребенка.
— Я хотел вам сказать…
— Не провожайте меня. Я… я приду.
Филипп кивнул. Прежде чем уйти, она обернулась и послала ему взгляд, один из тех бессмертных взглядов, какие навсегда остаются в человеческом сердце. Может быть, ей стало жаль юношу, но она, поднеся к губам ладонь, сдула с нее воздушный поцелуй и исчезла. Поцелуй подлетел к Филиппу и чмокнул его в нос. Орландо давился от смеха; Человек без лица уже выдернул его из земли. Филипп знал, что Орландо скажет, будто он не умеет обращаться с девушками, но тот перестал смеяться и смотрел на него с пониманием, а это было еще хуже. Следующим номером в программе был кролик, распиливающий фокусника пополам, и Филипп заказал себе у робота-разносчика нектар забвения.
Сон двенадцатый
— Что вам угодно? — повторило свой вопрос существо за стойкой.
Оно стояло в непринужденной позе, положив на прилавок передние львиные лапы с впечатляющей величины когтями. За спиной у существа угадывались дивные крылья неизвестного происхождения, которые в этот момент были аккуратно сложены. Голова на львином туловище казалась вполне человеческой, с раскосыми зелеными глазами. Правда, зрачки были узкие, как у кошки, и это настораживало.
Мистраль огляделся. С потолка лавки свешивались чучела совы и летучей мыши, в углу прилежно ткал паутину паук, а на полках в глубине стояли стеклянные банки причудливых форм, в которых копошились не то гомункулы, не то альрауны с морщинистыми старческими лицами. В одной из банок сидели сразу два гомункула, и, присмотревшись, Мистраль заметил, что они увлеченно режутся в карты, не обращая внимания на окружающее.
Чуть ниже на полках лежал всякий хлам вроде старинной пишущей машинки с отсутствующими клавишами, покрытых пылью флаконов из-под духов, переплетов без книг и разбитых музыкальных шкатулок. На прилавке перед странным продавцом высилась громоздкая тускло-желтая касса старинного образца, засаленные счеты с коричневыми и черными костяшками и вращающийся хрустальный шар на ножке, внутри которого поблескивали какие-то разноцветные билетики.
Мистралю хватило одного взгляда на продавца, чтобы понять, что он угодил в очень странное место. Нет, даже не так: в Очень Странное Место. Два вопроса особенно волновали его теперь: первый — как описать словами все то, что он видит, и второй — как бы поскорее выбраться отсюда. Человек более здравомыслящий удовлетворился бы только вторым пунктом, но не следует забывать, что Мистраль был писателем, и мир во всех его проявлениях (включая самого себя и свои переживания) он рассматривал прежде всего как материал для своих произведений. Сфинкс, насупясь, глядел на него из-за стойки. Мистраль подумал, что бы такое сказать — не то чтобы умное, но хотя бы подобающее случаю, однако все пригодные для беседы темы выкинули белый флаг и позорно капитулировали. Сфинкс сам пришел ему на помощь.
— Вы что-то ищете?
Мистраль поглядел на его лицо и решился.
— А что у вас есть? — быстро спросил он. Сердце гулко ухнуло у него в груди.
— Все, — важно ответил его собеседник.
— Так-таки и все? — усомнился Мистраль, к которому начало возвращаться его обычное хладнокровие.
— Абсолютно все, — заверил его сфинкс. — Весь вопрос только в том, чего вы желаете. Не угодно ли, к примеру, унцию славы?
— Почему именно славы? — растерялся писатель.
— У людей это товар повышенного спроса, — пояснил сфинкс. — Также в наличии имеются богатство, любовь, талант, вдохновение, удача, ум, трудолюбие, молодость и здоровье.
«Любопытно», — подумал Мистраль. Но вслух этого не сказал.
— Зависть, злость, ненависть, несчастье, нелюбовь, отвращение, — бегло перечислял сфинкс, водя когтем вдоль запыленных этикеток флаконов, которые в первое мгновение показались Мистралю обыкновенными склянками из-под духов. — Все первосортного качества, заметьте. Никаких подделок, мы строго следим за этим.
— А что, кто-то сейчас покупает нездоровье? — осторожно спросил писатель. — Мне казалось, это не то… не тот предмет, который люди пожелают при себе иметь.
— Зато как удобно подарить его врагу, — вздохнул сфинкс. — Или, скажем, конкуренту. Посылаете ему в дар нездоровье, и вскоре глядишь — а конкурента уже и поминай как звали. В буквальном смысле, между прочим. У вас есть враги?
— Вообще-то я не собираюсь ничего покупать, — поспешно сказал Мистраль.
Сфинкс прищурился:
— А разве я сказал, что мы что-то продаем?
Чучело летучей мыши, висевшее на балке вниз головой, мотнуло крыльями, сверкнуло глазами на опешившего Мистраля и вновь замерло. Тут только писатель заметил, что все животные в лавке, которых он принимал за чучела, на самом деле живые.
— Я думал, вы хотите мне что-то предложить, — сказал Мистраль.
Паук в углу тихо рассмеялся. (Все пауки, как известно, умеют смеяться, но, так как их смех неразличим для человеческого уха, об этой их особенности никто не знает.)
— Мы не торгуем за деньги! — пропищал он.
— Вот именно, — подтвердил сфинкс. — Кстати, что общего между совой и словом?
— А почему вы спрашиваете? — Мистраль терялся все больше и больше.
