— Однако вы еще можете исправиться, — промолвил сфинкс задумчиво. — Да, я так думаю.
— Боюсь, я не слишком в это верю, — возразил Мистраль. — Моя жизнь давно идет по накатанной колее, никто ничего от меня не ждет, да и я сам уже ничего ни от кого не жду. — Он вздохнул и потер рукою лоб. — Все не так, как должно быть, не так, как я хотел… как я мечтал когда-то. — Он не смотрел во всепонимающие глаза сфинкса, потому что это было выше его сил. — У меня такое чувство, как будто где-то там, в прошлом, я потерял самого себя и с тех пор не могу найти. Конечно, у меня есть оправдание — стесненные обстоятельства, рамки, которые диктует современность, и прочая чепуха. Только все это пустые отговорки. По правде говоря, я растратил свой дар на пустяки, а это значит, что у меня его все равно что не было. И моя коробочка день ото дня становится все меньше, а это значит, что вскоре я совсем не смогу писать. — Он с отвращением покосился на флакон, стоявший на прилавке. — Наверное, мне вообще не стоило участвовать в вашей лотерее. Это безнадежно…
— А почему вы не хотите использовать наш приз по назначению? — полюбопытствовал сфинкс. — Насылая несчастья с умом, можно многого добиться.
— Это не для меня, — возразил Мистраль.
— А ведь это было бы так забавно, — вкрадчиво промурлыкал сфинкс. — Взять хотя бы вашего знакомого Сутягина — вы знаете, что он только и делает, что распространяет сплетни о вас? Или Филиппа — такой обеспеченный юноша, а когда вы оказались без денег, он не дал вам ни гроша.
— Потому что я ни гроша у него не попросил, — упрямо возразил Мистраль. — Не люблю быть должным, это унизительно.
— Похоже, вы не очень-то верите в дружбу, — заметил сфинкс. — Друзья должны помогать друг другу, разве не так?
Мистраль пожал плечами:
— Равно или поздно человек все равно приходит к выводу, что нет ни дружбы, ни любви, ни бескорыстных отношений. В конечном счете никто никому не нужен, никто никого не любит и никому никого не жаль. Это грустно, но так уж устроен мир.
— Ну, если даже нет друзей, то недруги все равно найдутся, — произнес сфинкс. — Уверен, вы отыщете применение вашему призу. — И он придвинул флакон поближе к Мистралю.
— Нет, — ответил писатель.
— Но почему? — изумился его собеседник.
— Не знаю, — со всей откровенностью признался Мистраль. — Просто есть вещи, на которые я не могу пойти, и точка.
— Даже если вам до этого причинили зло?
— А какое самое большое зло мне причинили? — пожал плечами писатель. — Обругали мою книгу? Вздор все это…
— Вы после этого отзыва неделю не могли уснуть, — заметил сфинкс. Его немигающие глаза были прикованы к лицу Мистраля. — Разве этот критик не стоит того, чтобы вы разделались с ним по-свойски?
— Я уже убил его, но то было в одной из моих книг, — отозвался Мистраль. — А в жизни — не думаю, чтобы я захотел причинить ему вред. Равно как и любому другому человеку. Так уж я устроен.
— Понимаю, к чему вы клоните, — раздумчиво заметил сфинкс. — Должен, однако, вас предупредить, что вы не можете так просто отказаться от своего приза.
— Я и не думал, что это будет просто, — отозвался Мистраль и, взяв с прилавка флакон, что есть силы ударил им о каменный пол. Флакон разбился, из него вытекла какая-то густая черная жидкость, над которой со стоном взметнулись странные тени; однако они на глазах стали терять очертания и бледнеть, а жидкость меж тем свернулась и начала разъедать пол, как кислота. Сфинкс, видя это, покачал головой и хлопнул в ладоши. В следующее мгновение сова грянулась со своего насеста и обернулась полной женщиной в темном платье и синем фартуке, с ведром и шваброй в руке.
— Насвинячили тут! — укоризненно произнесла она. — А еще интеллигенты!
Тряпка, издав чавкающий звук, шлепнулась на пол, и черная жидкость недовольно зашипела.
— Я свободен? — спросил Мистраль.
Сфинкс вздохнул.
— Любопытный вы человек, — промолвил он, и впервые за все время беседы в его голосе прозвенело нечто вроде уважения. — Вы даже не представляете, сколько посетителей за все века побывало в этой лавке. Но вы были первым, кто нашел в себе волю отказаться от приза.
— Странно, — сказал Мистраль. — Мне всегда казалось, что я самый безвольный человек на свете.
— Ну, это когда как, — со смешком отозвался сфинкс. — Но если бы вы вынесли приз отсюда, вы бы уже никогда не избавились от него.
От черной лужи осталась только дыра в полу. Уборщица, бурча себе что-то под нос, полоскала в ведре тряпку.
— Прощайте, — сказал Мистраль.
— Вы куда-то торопитесь? — спросил сфинкс.
— Нет, — откровенно ответил писатель. — Но ведь мы уже сыграли в лотерею, разве не так? А это возможно только один раз.
— Хм, — задумчиво проговорил сфинкс. — Знаете, некоторые правила словно нарочно созданы для того, чтобы их нарушали.
Мистраль быстро вскинул на него глаза.
— И чем же я обязан этой чести?
— Ничем, — отозвался сфинкс спокойно. — Просто я распорядитель этой лотереи. Считайте, что мне так захотелось.
Уборщица меж тем уже успела вернуть себе совиный облик и вновь устроилась на своем насесте.
— Только советую вам как следует подумать перед тем, как будете загадывать желание, — добавил сфинкс. — Чтобы не было такого разочарования, как в прошлый раз.
— Понятно, — сказал Мистраль. — А условия розыгрыша не изменились? Да — я выигрываю, нет — теряю навсегда?
— Вижу, вам эта система пришлась не по душе, — вздохнул сфинкс. От его вздоха по лавке пролетел ледяной ветер, и Мистраль невольно поежился. — Тогда мы сделаем иначе. За право участвовать в лотерее вы отдаете мне десять лет вашей жизни. Или жизни любого из ваших знакомых, на выбор.
— А, — задумчиво проговорил Мистраль. — Теперь я знаю, откуда пошла эта история.
— Какая именно?
— Ну, про исполнение желаний и старого мандарина в Китае, который умрет, если желание исполнится. На одной чаше весов — нечто очень важное, целое желание, а на другой — жизнь совершенно неизвестного человека, может быть, скучного, противного, если вообще не ничтожного. Но, с другой стороны, о нем ничего не известно, что позволило бы предполагать, что его жизнь можно принести в жертву. Такая вот нравственная дилемма.
— Десять лет — еще не целая жизнь, — тихо ответил сфинкс.
— Десять лет — это очень много, — возразил Мистраль. — За это время можно написать столько книг… И даже несколько хороших книг, — прибавил он.
Сфинкс усмехнулся.
— Я так понимаю, что в вашем случае мандарин остался бы жить, — заметил он. — Беда в том, что этот мандарин все равно бы потом умер. Так какой смысл мучиться угрызениями совести?
— Совесть тут ни при чем. — Мистраль говорил и чувствовал в себе небывалый подъем сил. — Я не боюсь своей совести, как не боюсь и мнения людей. Но даже если я знаю, что этот мандарин лишь плод вашего и моего воображения, все равно мой ответ будет «нет».
— Жизнь может не оставить вам выбора, — со смешком заметил сфинкс.
— Это все слова, — отмахнулся Мистраль. — Хотя верно, что, принимая в данную минуту одно решение, вы, сами того не зная, принимаете еще десятки, тысячи решений, которые вытекают из первого,
