Мысль, пришедшая в голову Саразену, была так проста, что удивительно, почему до нее не додумались другие. Заключалась она в следующем: раз Вероника Ферреро зашла в этот магазинчик за нехитрыми покупками, более чем вероятно, что она обреталась где-то поблизости. Разумеется, не в гостинице, не настолько она глупа, чтобы так безбожно светиться, но французские дома тем и хороши, что при большинстве из них имеются старые болтливые консьержки. При определенном везении можно было рассчитывать на удачу. Саму Веронику после того шухера, который поднял этот легавый остолоп, они, ясное дело, не застанут, но могут найти что-нибудь, что укажет на ее след.
Саразен вызвал еще четверых сотрудников, вручил им фотографии Вероники, обговорил с ними план действий, и все на двух машинах без мигалок (Саразен ненавидел шум) отправились в район, где утром была замечена знаменитая террористка. Оставив при себе Лероке, Саразен стал обходить дома и опрашивать консьержек. Действовал он магнетическим хищным взглядом, иногда пускал в ход улыбку, раз или два унизился даже до легкой лести. Если хочешь победить, изгони даже мысль о поражении, — но капризная фортуна упорно демонстрировала ему свой зад, не желая поворачиваться другими, более пристойными частями тела. Раз или два консьержка готова была побожиться, что знает девушку с фотографии, но когда всплывало, что она похожа на внучку Сесиль, студентку университета, или на умершую еще в войну кузину, Саразена охватывало самое настоящее бешенство. От остальных агентов, с которыми он поддерживал связь, он знал, что они тоже ничего не обнаружили.
–?Тупик, — сказал Саразен мрачно. — Черт! А я-то верил, что уже ухватил ее за хвост.
Лероке тронул его за рукав.
–?Смотрите, шеф, молодежная гостиница.
Саразен скривился, показывая, что это дохлый номер.
–?И до магазинчика недалеко, — настаивал помощник. — Зайдем?
–?Пошли, — прохрипел Саразен, не допускавший мысли о том, что им придется возвращаться с пустыми руками.
Заведение именовалось «Веселая устрица» и относилось к тому разряду гостиниц без звездочек, которые Саразен именовал кратко и емко: дыра. За стойкой наших героев ждал патлатый толстый малый в засаленном пиджаке. Он как-то странно оживился и широко осклабился, едва они вошли. Саразен понял, что он принял их за парочку голубых.
–?Номер? — пропыхтел малый, блестя золотым зубом и всем своим видом выражая готовность услужить.
–?Девочку, — отозвался Саразен в унисон и поднес к его лицу фотографию Вероники Ферреро. — Узнаете ее?
Улыбка моментально исчезла с лица толстяка, словно контора, в которой он брал ее напрокат, обнаружила, что платеж просрочен, и срочно затребовала ее обратно. Саразен весь подобрался: в глазах хмыря-администратора определенно мелькнула та особая искорка, которая выдает человека с головой. Саразен называл ее искрой правды и объяснял, что когда человек еще не придумал, как соврать, он чаще всего принимает решение все-таки соврать и попадается на этом. Лично у него сомнений не было: толстяк узнал Веронику.
–?Никогда ее не видел, — фальшиво просипел толстяк, овладев собой.
Саразен вздохнул, оглянулся на Лероке, положил фотографию в карман, после чего схватил толстяка за волосы, прижал его голову виском к стойке и стал отвешивать свободной рукой щелчки по носу и по лбу, менторским тоном приговаривая: «Лгать нехорошо». Это, конечно, было не очень больно, но чрезвычайно унизительно и крайне неприятно. Лероке вынул из кармана зубочистку и, честно используя ее по назначению, посматривал, не идет ли кто. Когда толстяк проявил в достаточной мере все признаки покорности, уважения к закону и готовности с ним сотрудничать, Саразен слегка ослабил хватку.
–?Она была здесь?
–?Да! — простонал его собеседник. — Да!
–?Когда?
–?Да она только заходила к кому-то… не помню, к кому… Ай! — взвизгнул толстяк, потому что Саразен пребольно щелкнул его по лбу. — Я вам правду говорю! Я же не могу уследить тут за всеми…
–?Врешь, — объявил Саразен.
И по затравленному взгляду толстяка понял, что попал в точку.
–?Она тут ночевала? — продолжал гнуть свою линию Лысый Череп.
Администратор позеленел.
–?Ну…
–?Да или нет?
–?Хорошо-хорошо, я скажу! — сдался толстяк. — Она… да, ночевала, да.
–?Под какой фамилией? — безжалостно спросил Саразен.
–?Я…
–?Ты видел ее документы или нет?
–?Да при чем тут я, — возмутился администратор, — ее Армен привел! У которого кафе через две улицы… Сказал, что она с парнем своим поссорилась, у него ее документы остались… Типа надо помочь, не на улице же ей ночевать? А что она такого сделала? Нелегально находится во Франции, что ли?
–?Откуда этот Армен ее знает?
–?Она к нему в кафе зашла, у нее вид был совершенно потерянный. Так он мне сказал… Она вроде как из России… по-французски говорит сносно, но с акцентом…
Саразен и Лероке обменялись быстрым взглядом.
–?Ладно, ты ей предоставил комнату, что дальше?
–?Ничего. Она спала почти до десяти, а у нас с десяти считается уже новый день. За вторые сутки она платить не стала, ушла со своей сумкой. Напоследок спросила, где тут почта.
–?Она была одна?
–?Одна, одна, богом клянусь!
–?Вот видишь, — заметил комиссар, — общение со мной явно идет тебе на пользу. Не прошло и пяти минут, как ты уже вспомнил, что есть Бог, верно?
–?Ага, — пролепетала жертва произвола, затравленно глядя на своего собеседника.
–?Покажешь нам, где именно она останавливалась?
–?Конечно, это на втором этаже. Я вас провожу.
–?То-то же, — назидательно сказал Саразен. — Лероке, вызывай бригаду.
Через полчаса в маленькой комнатке все было перевернуто вверх дном. Работали дактилоскописты, сновали коллеги Саразена. В соседних комнатах допрашивали постояльцев.
–?Отпечатки пальцев?
–?Полно, шеф, но не ее.
–?Черт!
Саразен сел на кровать.
–?Посмотрите, что я нашел.
Лероке продемонстрировал оторванную обложку от тома Ленина. Другой агент, заглянувший в уборную, обнаружил на стенках унитаза клочки бумаги.
–?Похоже, это одна и та же книга, шеф.
Отыскался и футляр от очков.
–?Ее?
–?Может быть.
–?На экспертизу.
–?А вот тут есть отпечатки пальчиков Вероники Ферреро, но нечеткие, — подал голос эксперт.
–?Простите, вы бы не могли подняться?
Саразена согнали с кровати. Он пересел на тумбочку. На покрывале обнаружили два темных волоса.