похоже что макс знает о тебе
Черт возьми. А вот это уже совсем, совсем нехорошо.
> служба компьютерной разведки перехватила наш предыдущий разговор
какой-то подонок из службы сдал тебя ему
поэтому я и вышел сегодня через этот канал
Феникс скомкал платок.
> спасибо за предупреждение
> не за что
> ариведерчи, амиго
Экран погас. Феникс откинулся на спинку стула, набросил платок на лицо и задумался. От платка пахло тонкими духами, и он бы дорого дал, чтобы узнать, где теперь их обладательница.
Глава двадцать вторая
Долго ли это протянется? — вертелся в голове вопрос. Его сменил другой: долго ли протяну я?
Ближе к ночи во мне начинает закипать злость.
Сначала я мечтаю о пистолете, чтобы разом покончить с моими тюремщиками, затем — о ноже длиной, скажем, с алебарду, чтобы продлить их мучения; но потом меня не удовлетворяет ни атомный реактор, в который я бы хотела засунуть их живьем, ни чан с голодными акулами (способ применения аналогичный).
Я никогда не думала и даже не предполагала, что у человека, имеющего, в общем-то, довольно слабое здоровье и к тому же связанного по рукам и ногам, может быть столько ярости. А ведь когда-то я вступала в жизнь с широко раскрытыми глазами. Я краснела, услышав грубое слово; от хамства, наглости и жестокости, которыми так богаты наши будни, меня бросало в жар. Я верила в честность, в справедливость и не помню во что еще. Впрочем, тогда мне было не больше восемнадцати, а в этом возрасте допустимо тешить себя иллюзиями.
Теперь я не могу позволить себе такую роскошь. Филипп договорился о моей цене, и через несколько часов меня передадут с рук на руки человеку, который имеет все основания не желать мне добра. Меня до сих пор передергивает, как только я вспомню бархатный баритон типа, с которым я разговаривала по телефону. Выход один — бежать отсюда, бежать любой ценой. Не мытьем, так катаньем, но справедливость должна восторжествовать — если, конечно, не загнется на полпути.
Надо сказать, что телефонный разговор имел и положительные последствия. Сразу же после него Филипп и Моник вдрызг разругались. Началось все с того, что Моник потребовала, чтобы увеличили ее долю, раз уж Принц обещал заплатить им больше денег. Филипп в ответ довольно прозрачно намекнул на некоторых, которые пальцем о палец не ударили и вообще только тем и занимаются, что выставляют необоснованные претензии. Двое остальных участников сделки немедленно приняли его сторону, и Моник ничего не оставалось, как отступить. Она отвела меня обратно в комнату и снова приковала к кровати, но лицо у нее дергалось, а когда я попросила попить, то получила удар по лицу. Особо больно не было, но, кажется, именно после этого я и задумалась об акулах.
Филипп позвал Моник, и она, сердито гавкнув пару раз, вышла к нему. Наконец-то я осталась одна, и такой момент нельзя было упустить. Я попробовала освободить ноги — не тут-то было: похоже, узлы на веревке вязал профессионал, мастер своего дела, и я поняла, что, пока не освобожу руки, ног мне не развязать. На руках же у меня были menottes[14], новенькие, блестящие, — мечта мазохиста, да и только. Но дело в том, что у меня очень узкие запястья, а наручники, как известно, делаются в расчете на некий средний размер. Я стала вертеть рукой и обнаружила, что могу ее вытащить. Тут, на мою беду, вернулась Моник, и удовлетворенное выражение на ее лице свидетельствовало, что она таки добилась увеличения своей доли. Я же, напротив, решила, что ни она, ни ее дружки не получат за меня ни гроша.
Я пробормотала что-то о том, что хочу спать, и закрыла глаза, пару раз сладко зевнув. Моник села в кресло, положив на соседний столик пистолет.
Начиная с этого момента, я уже не думала о мести. Я прикидывала разные варианты, пытаясь просчитать свои действия после того, как освобожу руки. Так, сначала развязать ноги. А потом? Куда потом? Моя комната расположена на втором этаже; под окном, как я заметила, растет дерево. Черт с ним! Выйду через дверь и спущусь по лестнице, а там увидим. Главное — усыпить бдительность Моник и выбраться отсюда.
Вечерело. Я старалась дышать как можно ровнее, сквозь сомкнутые ресницы наблюдая за Моник. Помнится, что-то такое было описано у Дюма — Миледи так следила за своим тюремщиком Фелтоном, когда ее заточили в башню. Бедная Миледи! Мне почему-то всегда было ее жаль, несмотря на ее козни.
Голова Моник в кресле поникла. Неужели спит? Но нет, голова дернулась, и я увидела пытливый блеск глаз, устремленных на меня.
Внизу включили телевизор, потом выключили. «Засыпай, засыпай, засыпай», — про себя молила я Моник. Ее голова снова опустилась на грудь, и тогда — сердце частило, на лбу выступил пот — я стала осторожно выкручивать правую кисть из наручника.
Это было ужасно. Рука почти проходила, я медленно протаскивала ее, подвернув большой палец внутрь ладони, чтобы он не мешал, но вот наступил момент, и металл заскользил по коже, обдирая ее… Я зажмурилась, по щекам у меня текли слезы. Еще немного — и все, правая рука будет свободна.
Моник всхлипнула во сне и шевельнулась. Я подождала, пока она успокоится, но тут внизу затопали, загрохотали дверями, и моя стражница, вздрогнув, проснулась. Она протерла глаза и поудобнее уселась в кресле.
Если бы разочарование было океаном, я, вне всяких сомнений, оказалась бы в это мгновение на самом его дне. Быть так близко от победы — и промахнуться! Потерять свою жизнь, уникальную, единственную, неповторимую, — и все из-за того, что какая-то недобитая террористка оказалась чересчур похожа на меня, а я попалась ей на глаза, и она решила воспользоваться этим сходством, из-за того что я попала в переделку, из которой мне не выбраться… Я готова была выть от отчаяния.
–?Однако темновато, — заметила Моник и зажгла свет. Ее рука еще лежала на выключателе, когда на пороге возник Филипп.
–?Собирайтесь, — коротко приказал он.
–?Уже? — искренне удивилась Моник.
–?Ты бы на часы поглядела, — буркнул он в ответ.
Моник охнула, нырнула в шкаф, выудила оттуда видавший виды синий джемпер и стала натягивать его на себя.
–?Как она? — спросил Филипп, кивая на меня.
–?Нормально, — отозвалась Моник, пожимая плечами.
–?Нормально? — Филипп подошел ближе и увидел кровь на моем правом запястье. — Ты это что придумала, а? — спросил он и дал мне подзатыльник. — Сбежать хотела? А ты небось дрыхла! — рявкнул он на Моник. — Что бы мы, интересно, делали, если бы ей удалось скрыться, а? Она же чуть не освободилась от наручников!
–?Ладно, ладно, — проворчала Моник, — но ведь ничего же не произошло, так ведь? Из-за чего весь сыр-бор?
–?Отцепи ее от кровати, — приказал Филипп и вынул пистолет. — Теперь я сам буду за ней следить.
–?Да ради бога, — фыркнула Моник.
Одна пара наручников сковывала мои руки, другая одним кольцом была закреплена на стойке кровати, а другим — на цепочке первых наручников, не давая мне пошевелиться. Моник сняла наручники,
