прищурилась. – А вы, сударь, значит, поляк?
– Ну разумеется! – обидчиво воскликнул Август, после чего двое компатриотов завязали живую беседу по-польски. Судя по тому, что старуха несколько раз улыбнулась, а однажды даже рассмеялась, отчего морщин на ее лице стало в два раза больше, дело явно шло на лад.
Пока они разговаривали, Балабуха переминался с ноги на ногу, а Гиацинтов стоял в стороне и грыз ногти, как всегда, когда ему приходилось сильно нервничать. С детства он не мог избавиться от этой привычки, хотя прекрасно сознавал, насколько она нелепа.
Наконец Август снял цилиндр, низко поклонился противной ключнице и отпустил ей какой-то витиеватый комплимент, на который она засмеялась и махнула рукой. После чего улыбающийся поляк вернулся к друзьям, а ключница поднялась по ступенькам и скрылась в доме.
– Ну, что? – набросился на Августа Балабуха. – Что она тебе сказала?
– Панна Бель… то есть графиня Рихтер в этом доме больше не живет, – доложил Добраницкий, блестя глазами и покачиваясь на носках. – Уехала в конце апреля, и с тех пор в доме никто не появлялся.
– Скажи, Август, – неожиданно спросил Владимир, – а ты и вправду ей родственник?
– Кому? – поразился Добраницкий.
– Ну, этой… панне Бельской?
– А, так вы об этом? Ну, так все мы друг другу родственники по Адаму и Еве, разве нет? Так что я сказал чистую правду. В свое время панна Бельская пользовалась в Варшаве большим успехом – правда, надо сказать, это было довольно давно. А вообще я ее почти не знал, так, только слышал кое-что.
– В самом деле? – заинтересовался Владимир. – И что же о ней говорят?
Добраницкий пожал плечами.
– Например, что ее муж застрелился, потому что ему опротивело носить рога, которыми она регулярно его украшала.
– Вот бедняга-то! – участливо вздохнул Балабуха.
– И все прочее в таком же роде, – добавил Август. – Но она, по-моему, только была рада овдоветь. Фон Рихтер был довольно богат, и в одной Вене ей досталось в наследство два дома, не говоря уже обо всем прочем.
Владимир нахмурился.
– Два дома? Постой, а второй какой?
– А, не знаю, – махнул рукой Август. – Где-то на озере, не в самом городе, а за городом. Старуха упоминала, что графиня любила туда ездить.
– И ты не спросил у нее адреса? – воскликнул Владимир.
– Ну не спросил, ну и что? – рассердился Август. – Наверняка любой извозчик в Вене знает, где находится загородный дом графини фон Рихтер! Тоже мне, невидаль!
– А ведь точно! – сказал Балабуха. – Ну что, Владимир, едем? Ты ведь у нас главный!
Гиацинтов колебался недолго.
– Едем! – сказал он.
Они покинули сад, сели на первого попавшегося извозчика и велели ему везти себя к загородному дому графини фон Рихтер.
Далеко за холмами садилось солнце. На поверхности озера покачивались кувшинки, едва слышно шуршали камыши, да кое-где весьма непоэтично квакали лягушки. Какая-то птица в ветвях дерева пела протяжно и настойчиво, и ей отвечала другая, беззаботная и веселая.
Дом стоял недалеко от озера. Собственно говоря, это был не дом, а белая загородная вилла, увитая плющом. На решетчатых воротах подъездной аллеи красовался герб фон Рихтеров с замысловатым девизом: «Quod non ascendam».
– Это что такое? – спросил Балабуха, недружелюбно косясь на него.
– «Чего я только не достиг», – перевел Владимир. – Примерно так.
– И чего он не достиг? – проворчал артиллерист. – Сумасшедшего дома?
– Между прочим, – вклинился в беседу Добраницкий, – я вообще не понимаю, что мы тут делаем. Ворота-то заперты.
Владимир медленно двинулся вдоль берега озера. Балабуха, поколебавшись, зашагал за ним. Август, пожав плечами, присоединился к друзьям, и все трое вступили под тень деревьев.
– Двадцатого апреля, – негромко начал Владимир, глядя куда-то вдаль своими серыми прозрачными глазами, – наш друг Жаровкин пропал из посольства. Как нам удалось выяснить, он для чего-то вел наблюдение за домом графини Рихтер. Вскоре после его исчезновения графиня Рихтер куда-то уезжает, а оба ее дома стоят закрытые. Вы верите в совпадения? Я – нет.
– Ну, смотря в какие совпадения, – весело сказал Август. Он набрал горсть камешков и, зажав трость под мышкой, стоял на берегу и по одному швырял их в воду. – Если твоему партнеру с первой сдачи приходит четыре туза и со следующей тоже, это просто значит, что он не умеет мухлевать, только и всего.
– Август! – укоризненно сказал Балабуха.
– Я просто высказал свое мнение, – объяснил Добраницкий.
– Ты забыл еще об одном обстоятельстве, – заметил артиллерист, обращаясь к Владимиру. – Пока мы ехали сюда, нас дважды пытались убить. Понимаешь теперь, чем все это пахнет?
Владимир ответил не сразу.
– Я предпочитаю думать, что дуэль и нападение разбойников никак не связаны с… с нашей поездкой, – добавил он, покосившись на Августа. – Иначе получается, что кто-то уже все знает о нас… и намерен во что бы то ни стало нам помешать.
Последние слова он произнес вполголоса, чтобы их слышал один Балабуха, однако от молодого офицера не укрылось, что Добраницкий вытянул шею, пытаясь разобрать, что говорит Гиацинтов. Одно это показалось Владимиру очень, очень подозрительным.
– Друзья, – внезапно промолвил Август, – я должен кое в чем вам признаться. Вы так хорошо ко мне относитесь, а я…
– Неужели ты промышляешь шантажом? – поинтересовался Балабуха.
Август вспыхнул.
– Как вы могли так обо мне подумать! Это же черт знает что такое!
– Он пошутил, – примирительно заметил Владимир. – Так что ты собирался нам сказать?
– Я хотел объяснить, – немного остыв, проворчал Август, – что все ваши неприятности исключительно из-за меня. Я же говорил вам, что я невезучий! И вообще…
Договорить он, однако, не успел, потому что неожиданно его нога скользнула по глине. Добраницкий заверещал и отчаянно взмахнул руками, пытаясь удержать равновесие. Трость выпала у него и плюхнулась в воду.
– Караул! – завопил Август. – Моя трость!
Но та уже скрылась под водой.
– Ворона! – сердито буркнул артиллерист.
– Брось, Август, – махнул рукой Владимир. – Пусть ее плывет, купишь себе другую.
– Да на что мне другая, – возмутился Август, – я хочу только эту! Голубчик, – умильно обратился он к Балабухе, – Антоша! Не достанешь ее, а? Вон у тебя какие руки длинные!
Балабуха решительно покачал головой. После пауков он больше всего на свете не переваривал купаний в воде.
– Сам уронил, сам за ней и лезь! – фыркнул он. – Что я тебе, собака, что ли, – бегать за твоей палкой?
– Ах так! – вспыхнул Август. – Я-то, грешный, из кожи вон лез, помогал им, умасливал эту старую ведьму, – господи, если она мне ночью вдруг приснится, я же в тот же миг отдам богу душу! – старался для них, а они… Тоже мне, друзья!
Владимир почувствовал укол совести. Все-таки Август был прав, и они вели себя явно не по- товарищески.
– Ладно, – решился Гиацинтов. – Сейчас я достану твою трость, черт с тобой!
– Вот спасибо! – растрогался Август. – Вот это настоящий друг, не то что некоторые!
