– Мадемуазель Антуанетта, – пылко проговорил Владимир, – клянусь вам честью, что эти люди замышляют чудовищную аферу, чтобы уничтожить Российскую империю! И этот человек – вовсе не тот, за кого он себя выдает!
– Ну так что же, – пожала плечами неподражаемая мадемуазель, раскрывая веер, – если Российская империя чего-нибудь стоит, то уничтожить себя она не даст. Впрочем, я человек, от политики далекий… и вообще, почему с вас течет вода? Вы что, купались в Дунае? Ночью?
– Нет, – признался Владимир, – просто нас хотели утопить.
– В погребе, – зачем-то добавил Август, улыбаясь Антуанетте, которая ему очень нравилась.
– Утопить в погребе? – изумилась красавица. – Это что, такая шутка?
– Нет, – покачал головой Владимир. – Погреб связан с рекой каким-то механизмом, и, когда мы оказались внутри, этот механизм привели в действие, и… Мы едва не погибли.
– По-моему, господа, вы изволите говорить сущий вздор, – заявила Антуанетта, обмахиваясь веером. – Такое бывает только в романах… и вообще, я не могу представить, чтобы в замке моей дорогой кузины Изабеллы стояли механизмы для того, чтобы затопить погреб, который все-таки не пруд! И даже не озеро!
Добраницкий вытаращил глаза и поперхнулся.
– Кузины Изабеллы? – пролепетал он, меняясь в лице.
– Ну это я так ее называю, – ответила Антуанетта. – Собственно говоря, Розалия – моя сводная сестра, а Изабелла – ее кузина, значит, и моя тоже… хотя мы с ней почти не общаемся, по правде говоря.
– И вы с самого начала были с ними заодно? – медленно спросил Владимир.
– С кем? – спросила Антуанетта, невинно хлопая ресницами.
– С людьми, которые составили заговор против нашей страны. И… я же видел, как Ферзен передавал вам деньги! – в порыве негодования прибавил молодой офицер.
– Да, Розалия мне часто давала деньги через Иоганна, – сухо отозвалась Антуанетта. – И это она, кстати сказать, помогла мне, когда надо было оплатить лечение на Мадейре. Я жила там восемь лет… или девять? В общем, достаточно, ведь за докторов надо платить, за жилье тоже, а у меня… у нас с тетушкой Евлалией не так уж много средств…
Владимир закусил губу. Как, как он мог не навести справки об Антуанетте? Как проглядел, что она приходилась родственницей Розалии фон Рихтер?
Но если Розалия помогла ей деньгами, если она фактически спасла Антуанетте жизнь – тогда, конечно, девушка с незабудковыми глазами не станет слушать никаких разоблачений, да что там – попросту от них отмахнется. Потому что он, Владимир, ничего такого для нее не сделал, а Российская империя для этой своенравной очаровательной венки – пустой звук. Подумаешь, одной империей больше, одной меньше…
– Скажите мне только одно, – умоляюще попросил Владимир. – Когда вы… Когда мы с вами разговаривали, вы передавали мои слова Розалии? Она просила вас шпионить за мной и за моими друзьями? Да или нет?
Антуанетта вздохнула. Наделенная тонким чувством юмора, она, конечно, прекрасно понимала комизм этой сцены. Но пока она подбирала слова, чтобы ненароком не обидеть своего собеседника, вмешался Август.
– Владимир!
– Что тебе? – раздраженно выпалил Гиацинтов.
– Владимир, – быстро зашептал Добраницкий, – за нами скачут всадники, и они не отстают! По-моему, они… они хотят убить нас!
Словно в ответ на его слова, грянул выстрел, и пуля прошила насквозь обивку кареты.
– А, черт бы их взял! – вырвалось у Владимира. – Антуанетта, пригнитесь! Балабуха, гони! За нами погоня!
– Ну, чертовы клячи, – проскрежетал на козлах Балабуха, – живей!
Лошади, хрипя, помчались как стрела. Еще две пули просвистели над каретой.
– Осторожнее! – крикнул Владимир.
Он взял пистолет, выбил ручкой окошко в задней стенке кареты и выстрелил два раза. Одна из лошадей преследователей споткнулась и рухнула на дорогу.
– А, черт! – процедил Владимир сквозь зубы.
– Промазал? – робко поинтересовался Добраницкий. Он съежился на сиденье, закрывая руками голову.
– Да нет, попал – в лошадь, – проворчал Владимир. – Животное жалко.
Антуанетта смотрела на него широко распахнутыми глазами. Чертыхнувшись про себя, Владимир стал перезаряжать пистолеты.
«Она не ответила на мой вопрос… Промолчала! Молчание – знак согласия… Значит, она была со мной, чтобы шпионить… Она не любит меня… не любит!»
Он стиснул челюсти и перед самым поворотом выстрелил дважды, почти не целясь. Двое всадников покачнулись в седлах, через минуту один из них упал на дорогу, но нога его зацепилась за стремя. Лошадь продолжала нестись вперед, волоча по камням его тело. Теперь в седле оставались всего четверо преследователей.
– Похоже, что силы уравниваются, – почти равнодушно заметил Владимир.
Их лошади, непривычные к столь бешеному ритму, тем не менее неслись из последних сил. Экипаж миновал мостик, и тут раздался громкий треск. Добраницкого отшвырнуло к стенке кареты.
– Берегись! – крикнул Владимир.
Карета заскрежетала, описала полукруг и остановилась. Гиацинтов распахнул дверцу и, сжимая в правой руке пистолет, выскочил на дорогу.
– Камень! – простонал Балабуха, спрыгивая с козел. – Ну что ты будешь делать!
– Их всего четверо, – быстро сказал Владимир. – Придется принимать бой.
Он переложил пистолет в левую руку, а в правую взял шпагу.
– Август!
В ответ раздался невнятный стон. Артиллерист бросился к карете. Добраницкий с окровавленной головой прислонился к стенке и слабо стонал. Антуанетта пыталась перевязать его платком.
– Он ушибся! – крикнула она.
Махнув на Августа рукой, Балабуха вернулся на дорогу. Всадники меж тем приближались.
– Ну, – сказал Владимир, поднимая пистолет, – за отечество!
– Ура! – подхватил Балабуха, поднимая свой пистолет.
Они выстрелили почти одновременно. Одна из лошадей кувыркнулась в пыль, другая запрыгала на месте с перебитой ногой.
– Ур-ра! – закричал Владимир, бросаясь вперед.
Интересно, как долго могут продержаться двое против четверых? Особенно если эти двое так отважны, как наши офицеры, и им решительно нечего терять.
На долю Балабухи достались флегматичный толстяк Сандерсон и огромный англичанин – такой же огромный, как и сам Балабуха. Их схватка была поистине схваткой титанов. Гиацинтову же выпали невзрачный француз, как оказалось, в совершенстве владевший всеми запрещенными приемами, и другой противник, приметы которого история не сохранила, ибо Владимир заколол его с первого же удара. С французом, увы, пробовать что-либо подобное было совершенно бесполезно.
– Прекрасный выпад! – насмешливо комментировал он очередной удар Владимира. – А посмотрим, как вы ответите на это, месье!
И Гиацинтов едва успел отбить выпад, грозивший ему верной смертью.
– Честное слово, – с издевкой в голосе сокрушался соперник, – даже жаль будет убивать такого противника, как вы!
Балабуха, отшвырнув в сторону Сандерсона, бросился на второго своего противника и погнал его по дороге. Хотя тот был редкостным здоровяком, но все равно не смог устоять перед натиском разъяренного артиллериста.
– Ах, вы так! – подзуживал француз Владимира. – Ну-ка, а мы вот так…
