Мали запуталась в своих объяснениях и замолчала. Хотела улыбнуться своей особенной улыбкой, не получилось, она подняла с земли обломок штукатурки, подкинула его два раза на ладони и бросила в недостроенную стену.
А Ами никогда еще не слышал, чтобы его называли симпатичным парнем. И он тоже внимательнее пригляделся к стоявшей напротив девушке. Совсем не такая, какую он видел в давно взлелеянных планах. Хотелось голубоглазую, беленькую и в теле, а эта была по-модному худая, с короткой темной щетинкой на голове, с незаметной грудью и плоским голым животом — Ами эту моду не одобрял совсем. Но… Девушка вдруг нагнулась, подняла с земли кусок штукатурки, подкинула его на ладони и бросила в стену будущего дома. Штукатурка разбилась о стену, разбрызнулась во все стороны и оставила на розоватом камне белый отпечаток в форме звезды. А Ами смотрел на девушку, на плавный взмах ее тонкой руки, на то, как сразу тоскливо потемнело ее лицо, когда она отвела взгляд, и за те секунды, что кусок штукатурки летел и ударялся в стену, и разбивался, и сыпался вниз, он успел прожить с этой женщиной долгую счастливую жизнь, и вырастить детей и внуков, и состариться вместе. И на эти секунды он почувствовал вдруг такой покой и облегчение, будто остановилась в нем утомительная суетня, о которой он и не знал, что носит ее в себе.
— А у самой у тебя семья есть? — спросил он.
— Семья? Конечно, есть. Папа, мама. А что? — Девушка отряхнула штукатурную пыль и протянула правую руку Ами. — Ладно, Ами, ты думай. Если все же надумаешь, у тебя есть мой мобильный.
— Да, есть. Говоришь, папа, мама? И все?
— Был брат, теперь нету.
— А… жаль. — Ами взял протянутую руку и держал. — Так тебе, говоришь, нравится такая квартира?
— Очень нравится.
— И ты хотела бы в ней жить?
Девушка неохотно улыбнулась:
— Ну, если бы я могла жить во всех квартирах, которые мне нравятся! Я их только продавать могу, да и то не слишком.
А она совсем ничего, когда улыбается, подумал Ами. Сперва она как-то иначе улыбалась, как-то не так, а теперь очень даже. Жаль только, что коротко стрижется. Но это не беда, волосы растут быстро.
— А эту продашь, — сказал он.
— Ой, серьезно? Тебе? — Девушка попыталась отнять руку, но Ами не отпускал.
— Мне. На одном условии.
— На каком?
— Что ты будешь в ней жить.
И откуда только у него смелость бралась? Никогда он с девушками так не говорил, да и вообще с девушками общался мало. Это все от того, как она отвернулась и грустно потемнела лицом, и бросила кусок штукатурки.
А она сразу перестала улыбаться и выдернула руку.
— Не хочешь? — огорчился Ами. — А сказала, нравится!
— Да, Ами, ладно. Мне пора бежать, другой клиент ждет. От шуточек приварка мало.
— Нет… не шуточки… вроде бы…
— Вроде бы! — сердито сказала девушка и сделала шаг в сторону.
Ами испугался, что она сейчас уйдет.
— Не шуточки! — крикнул он так, что прохожие стали оглядываться. — Не шуточки, а в этой квартире вместе со мной!
Потом они и кофе пили, и ели шашлыки на базаре у Рахамима, и увидели, что могут разговаривать между собой, хотя поначалу шло туго. Но обоим этого хотелось, и они старались. А когда Ами стал набивать Малину сумку фруктами и овощами подряд со всех прилавков, Мали начала смеяться, засмеялся и Ами, Мали расхохоталась еще пуще, и так они пересмеивались, пока не стало совсем тепло. Мали даже забыла позвонить следующему клиенту, предупредить. И расстались только вечером.
По дороге домой Ами то ужасался, то радовался. Ничего подобного он не предусматривал в своих планах, поскольку не рассчитывал на собственные силы. В планах было — обратиться к шадхану, профессиональному свату, пусть подыщет скромную полненькую девушку, домашнюю и хозяйственную, разузнает все о ее семье, обговорит все условия… А тут вон что… Прямо наоборот… Даже шиацу изучает! А может, он ошибается и это совсем не то? Может, зря поторопился? К тому же где-то в глубине, совсем далеко, шевелилось робкое соображение, что цена действительно баснословно дешевая, и как удобно было бы разбить эту квартиру на три жилые единицы, тем более три отдельных входа сделать легче легкого, поскольку галерея. И сдавать… окупится очень быстро… Но тут он вспоминал, как он за секунды прожил с девушкой всю свою жизнь, и какое это было правильное, облегчающее душу чувство, вспоминал звездную печать от штукатурки на стене строящегося дома и радостно говорил себе, что это знак, что она не случайно его так припечатала, что это и будет их общий дом.
А Мали шла и думала, сказать родителям или рано. Вот обрадуются! Они-то у нее совсем не снобы.
Конечно, ей с ним будет нелегко, все-таки очень большая разница в развитии. Но голова на плечах у него есть, и деньги, судя по всему, есть, может быть, удастся уговорить его пойти учиться, или даже вместе, отец давно просит. Интересно, есть ли у этого Ами аттестат зрелости? Вряд ли, но это ничего, у нее у самой нет, можно подготовиться и сдать. Или, может, ну ее, учебу, а взять и нарожать быстро кучу детей, вот это отцу с матерью будет настоящая радость! А развитие — этим она и сама может заняться. И как сладко он целуется! Не умеет, правда, видно, опыта мало, зато желания много, и губы такие нежные, только небритость мешает. У Мали даже все сжалось внутри при этом воспоминании. Скорей бы завтра! Нет, тут сомневаться нечего, так хочется снова его увидеть и целоваться, тем более сказал, что побреется. Влюбилась, Малинька, влюбилась!
И только у самых дверей кольнула неприятная мысль — она ведь даже забыла дать ему на подпись обязательство, в случае покупки квартиры, уплатить ей полагающиеся посреднику проценты. Свободно может пойти и купить прямо у подрядчика. И привет.
Но она быстро отогнала эту мысль.
Благоустройство
На втором этаже недостроенного дома поблизости от рынка два бомжа развели маленький костерок и грелись. Стояла весна, и дни были жаркие, а ночи, как положено в Иерусалиме, холодные. Была еще не ночь, но бомжи знали, что сюда даже днем никто не заглянет, стройка уже давно стояла пустая и тихая, и бомжи часто и безнаказанно ею пользовались.
— Ты чего сегодня такой трезвый? — спросил один другого.
— Думать хочу, — ответил второй.
— А жрать?
— И жрать хочу. У тебя чего?
Поели что было, а было порядочно. И пиво было, только теплое.
— Я как раз люблю теплое, — сказал второй.
— Что в тебе ценно, — ухмыльнулся первый, — все у тебя не как у людей. А о чем думать?
— Как жить дальше. Хочу организовать нашу жизнь. Спать на простынях, есть из тарелки.
— Круто, — сказал первый. — Чего думать-то? Иди просись к Глазеру, у него и простынки, и тарелки, какая проблема. А там на биржу труда, пойдешь на стройку корячиться, хрена-то. Только меня считай в аут.
— Нет, в детский сад не пойду, мое воспитание закончено. А стройка — вот она, куда еще
