ребристой лысине.
— А теперь, Микола Трохимович, разрешите приступить к нашему делу.
Микола Трохимович светло-жёлтой улыбкой даёт соответствующее разрешение.
— Прежде всего вот что, дорогой вы мой: просим вас помнить, что дело есть дело и, так сказать, никаких моральных оценок не содержит. Вы знаете Финкеля: в делах он узкий кретин, дело есть дело, и ничего больше. Voila. Итак, бесценный мой, позвольте задать вам один вопрос.
Чтобы с максимальной деликатностью сформулировать свою мысль, Наум Абрамович несколько раз поправляет на столе свой солидный портфель, попутно размышляя. Мик ждёт спокойно и весело.
— Вопрос такой: можете ли вы в принципе согласиться, чтобы Ольга Ивановна приняла участие в одном деле такого рода: любыми средствами — я подчёркиваю: любыми! — добыть у одного человека некоторые… некоторые документы? Конечно, если на это согласится сама Ольга Ивановна! Но прежде всего мы хотели бы знать, вы в принципе против или нет. Только помните: дело есть дело!
Терниченко опускает глаза на свои жилистые руки, сложенные на столе, и какое-то время молчит. Финкель же быстро смотрит на Крука, который сонно сосёт сигару и щурится: умный парень Терниченко, сообразил моментально.
Парень тихо поднимает глаза.
— Видите ли, Наум Абрамович, на такое предложение отвечают по-разному, в зависимости от обстоятельств. Иногда просто поднимают руку и…
Терниченко действительно приподнимает над столом огромную ладонь.
— …и бьют по морде.
Наум Абрамович, таращась, машинально отодвигается к спинке стула, хотя ладонь и неподвижна.
— Подождите, Микола Трохимович…
— Но бывают причины и обстоятельства, которые вынуждают спрятать руки в карманы и ответить: ничего не имею против. Дальше?
И Терниченко кладёт ладонь на стол.
Наум Абрамович, как человек, который понял шутку, облегчённо улыбается и снова придвигается к столу.
— Очень хорошо! А дальше дело такое. Ни деталей, ни фамилий я вам пока что не дам. Как человек умный и деловой, вы сами понимаете, почему. Когда мы прийдем к согласию, тогда, конечно. Так вот, дорогой вы мой, дело вот в чём…
Финкель понижает голос и наклоняет к Терниченко голову. Тот молча внимательно слушает, иногда поглядывая на Крука, который сидит всё с тем же сонно-равнодушным видом.
Закончив, Финкель слегка отодвигается от Терниченко.
— Так вот, Микола Трохимович, Ольга Ивановна получила бы десять тысяч и, разумеется, полное содержание в пансионе. Точно так же, как покрытие всех расходов, связанных с этим делом. Ну там наряды, ужин в каком-нибудь ресторане, театры, авто и тому подобное. Согласны?
Терниченко странно улыбается, потом вдруг дружески хлопает Наума Абрамовича по плечу и откидывается на спинку стула.
— Плохой из вас делец, Наум Абрамович.
— А почему так, будьте добры?
— А потому, что вы наивный человек, лишённый размаха. Собираетесь плыть через океан и из экономии да по скупости хотите сделать это… в корыте.
Наум Абрамович удивлённо, непонимающе пялится.
— А при чём здесь скупость и какое-то корыто?
— Вот и я говорю то же самое! Абсолютно ни при чём. Ведь вы же моментально опрокинетесь и утонете, золотой мой. Ну, посудите сами, деталей вы мне не сказали, но, судя по всему, речь идёт о каком- то большом кладе, который спрятал этот чекист. Хорошо. Дело, очевидно, миллионное. Прекрасно. Однако, чтобы добраться до этих миллионов, надо раздобыть у чекиста какие-то документы. N’est-ce pas[7]? И вот вы приглашаете человека на эту главную во всём деле роль, требуете от него геройства (ведь геройство даже симулировать близкие отношения с таким человеком), требуете творчества, ловкости, инициативы, напряжения энергии. И, когда этот человек наконец добудет документы, то есть ключ к миллионам, вы дадите ему за это десять тысяч франков и шёлковые чулки. Это деловой способ ведения дел? А?
— Подождите, Микола Трохимович! Условия абсолютно справедливые…
— Да не в справедливости суть, голубчик! Плевал я на справедливость и мораль. Суть в разуме и целесообразности. Если этот человек неглуп (а дурак на эту роль никак не годится), он же моментально опрокинет вас с вашим корытом и сам возьмёт всё дело в свои руки. Да вот, к примеру, дорогой мой, я уже могу выбросить вас обоих их ваших корыт и сам раздобывать этот клад. Данных от вас получено достаточно. Серьёзно!
И оттого, что этот бандит так ясно, легко и уверенно улыбается, Науму Абрамовичу становится жутко. Потому он весело, пренебрежительно смеётся.
— Так-таки я уже в ваших руках?
— Полностью. И при вашем подходе будете у каждого умного человека. Ну, да я же понимаю, что это всего лишь традиционный способ торговли, а вы и сами знаете, что так нельзя. Не дети же вы на самом деле. Так вот, Наум Абрамович, чтоб долго с этим не возиться, предложение моё такое: расходы — расходами, десять тысяч — десятью тысячами, а кроме того — равное товарищеское участие во всём деле. Всё, что мы отопрём этим ключом, делится на три равные части. Вы, очевидно, инициатор. Пан Крук финансирует. Ольга Ивановна выполняет главную работу. Однако, чтобы не было никакого неравенства, зависти и нареканий, все получают равную долю. Справедливо?
Крук неожиданно вынимает сигару изо рта:
— Абсолютно.
Наум Абрамович всё время пытается что-то сказать Терниченко. но после неожиданной реплики Крука растерянно пожимает плечами.
Терниченко же живо поворачивается, к Круку.
— Правда же? Тогда, разумеется, можно ожидать и искренности, и преданности делу, и инициативы, и честного, товарищеского поведения.
— Совершенно верно. Я то же самое говорил Науму Абрамовичу. И я знал, что вы поставите вопрос именно так.
— Значит, вы деловой человек. А Наум Абрамович…
— Ай, хорошо уже, хорошо! «А Наум Абрамович»! А Наум Абрамович что сказал Прокопу Панасовичу? «Если Терниченко что-то будет иметь против, он сам скажет свои условия. Что мы будем говорить за него?» Ну. так Терниченко сказал нам свои условия. Что тут такого? Что мы, разрабатываем какие-то научные теории? Пусть так. Но согласится ли Ольга Ивановна? Это тоже важный пункт.
— Я думаю, согласится. Это я беру на себя.
— Так завтра уже надо быть в пансионе, потому что послезавтра приезжает чекист.
— Если нужно, значит, будет. Но прежде всего хорошо бы как-то оформить наш договор. Конечно, не сейчас, но на этих днях. Ну, а теперь детали, пожалуйста! И будем разрабатывать план кампании.
И так, словно его жена, его близкий человек должен принять участие в научной экспедиции в Африку, Терниченко деловито, сосредоточенно расспрашивает, прикидывает, вносит разумные предложения. Что не клад, а залежи золота, это вызывает у него приятное удивление. Но конкуренция Соньки беспокоит. Однако он полагает так: если Гунявый за несколько лет нигде не выдал своей тайны, значит, он не дурак. Наоборот, все данные дают основания думать, что это интеллектуально весьма сильный человек. И тонкий, кажется, психолог. Маленькая деталь: он не сбрил ни бородки, ни усов. Вульгарный преступник сразу же сделал бы это. Дальше: отношения с этим Свистуном, очевидно, не просто так. Свистун о золоте наверняка ничего не знает. Если бы знал, уже давно воспользовался бы. Какая-то зависимость? Вряд ли. Скорее всего Свистун служит Гунявому ширмой. Ну, кто поверит, что этот жестокий и сильный человек в подчинении у какого-то сопливого авантюристика? Каждый должен думать: нет, это не Гунявый, это не может быть Гунявый. А отсюда вывод: если Сонька поведёт атаку быстро и примитивно, бояться нечего. Пусть
