Я оглядел комнату. Перед глазами все плыло, десны онемели. Я был в плохой форме. О чем я только думал, мешая таблетки с выпивкой? То есть я всегда так делал, но с ударами по голове коктейль никак не хотел сочетаться. Вообще никак.
Я уставился на оплывшего убийцу в рубашке с ананасами, прикидывая свои шансы. Он посмотрел на меня, потом на женщину с сыном, потом снова на меня. Не знаю, числился ли я вообще в его меню, но идея уже забрезжила. Плохая идея, но все же лучше, чем никакой.
— Эй, Психо, а имя у тебя есть?
Он тупо посмотрел на меня.
— Снаружи. Читать не умеете, мистер?
— Умею.
— Мое имя на вывеске. Мой Па его там написал, когда передавал мне дело.
Я попытался вспомнить вывеску. Получалось плохо, но потом все же дошло.
— Джуниор?
Убийца расплылся в широкой усмешке, и я увидел, как выглядит его рот изнутри. Пещера с черными зубами, белым языком и гнилым мясом. На языке виднелись черные точки, на внутренней стороне губ — какие-то старые язвы.
— Ага, так меня зовут. — Он почесал щеку и добавил: — Меня, моего Па и дедушку, всех звали Джуниорами.
— Да неужели! А дедуля тоже ел людей?
Джуниор ухмыльнулся:
— Ага.
Он вдруг поднялся и вышел из комнаты. А я вдруг остался наедине с семейством Хьюджс.
И посмотрел на Дебру.
— Вы в порядке? Не ранены?
Ее тут же сорвало в истерику.
— О… боже!
Она закричала.
Я покачал головой.
Женщина замолчала.
Я посмотрел на мальчика. И заметил, что он связан веревкой.
— Тебе удалось ослабить веревку, сынок?
Он тяжело сглотнул.
— Нет.
— Не торопись, но работай. Она поддастся.
Женщину начало трясти. Она была явно на грани срыва.
— Успокойтесь. Ведите себя тихо, лягте на пол, — хрипло прошептал я. — Вы и мальчик. Закройте глаза и пригните головы.
— Мой… мой муж…
— Леди, мы видим его легкие, но они пока движутся. Нужно надеяться на лучшее.
Я услышал тяжелые шаги Бороды. В последний раз посмотрел на Хьюджсов и кивнул. Они нервно кивнули в ответ.
Джуниор, похожий на бродячего кроманьонца, влетел в дверь и остановился, задумчиво разглядывая свою мясницкую. Я закашлялся, чтобы привлечь его внимание.
Он уставился на меня и громко и протяжно пернул. Звук был похож на тот, с которым попкорн сыплется из промокшего мешка. Пустые глаза оставались пустыми, но уголок рта у него подергивался, как собачья нога у приметного столбика. Наверное, это должно было означать улыбку.
— Что ты там делал? — спросил я.
Он хрюкнул и подошел ко мне.
— Забыл закрыть дверь.
— Боишься, что посетители явятся, когда ты будешь кого-то жевать?
Он наклонился и ударил меня по губам. А потом просто сидел и наблюдал, ожидая, когда я очухаюсь после очередного удара. Когда мне удалось изобразить взглядом вопрос «Какого хрена?», он продолжил:
— Я никого не боюсь. Кто приходит сюда без приглашения, тот покойник. Вот так просто. Па всегда говорил, что никто ничего не узнает, если некому будет рассказывать.
Я приподнял брови. На большее меня не хватило. Я догадывался, что так будет, и знал, что пришло время претворять в жизнь мой единственный план.
— Плохо, — пробормотал я. Не соображая, что именно я имею в виду.
Людоед довольно рассмеялся.
— Для тебя плохо, тупой козел!
Я решил не заострять.
Он смеялся, а я возился с замком наручников на запястьях. Слабость и отупение мешали, зато обезболивающее врубилось на полную, и я воспользовался этим, чтобы рвануть руки. Сил хватило бы на то, чтобы сломать запястья. Я рухнул на пол. Труба двинулась. Или это комната зашаталась перед глазами. Так или иначе, что-то поддалось.
Его смех перешел в хриплый кашель, и он снова начал коситься то на меня, то на женщину. Больше всего меня волновали звуки, которые издавал его живот. Громкое урчание. Если бы меня спросили, я сказал бы, что в животе у людоеда урчит от голода. Не тот звук, который хочется услышать.
А потом он облизал губы, поймав нитку слюны желтым языком.
Он был голоден.
Я сделал свой ход.
— Похоже, тебе нужно мясо, Джуниор.
Он посмотрел на меня так, словно я прекрасно его понял.
— Мне нужна сила. Мне нужна еще одна душа.
Я поерзал.
— Так почему бы не съесть
У Бороды отвисла челюсть.
— Что?
— Я тут самый сильный. И душа у меня наверняка крутая, — объяснил я. — Съешь меня.
Джуниор взял скальпель со стола. А я даже не заметил, когда он его туда клал.
— А ты, похоже, и вправду в этом разбираешься.
— Типа того.
Людоед вернулся к созерцанию моей ноги. Натянул и разрезал ткань штанов, чтобы добраться до бедра. Убрал ошметки, чтобы не мешали.
А потом прижал скальпель к мясистой части бедра под суставом и сделал надрез примерно в четверть дюйма
Но этот разрез был всего лишь подготовкой. Он отложил скальпель и вытер рану мокрой тряпкой, уже пропитанной чьей-то кровью. И потянулся за чем-то похожим на домашний резак для сыра. За длинной проволокой, натянутой между деревянными зубцами.
«Боже, — подумал я, — это сработает лучше».
Людоед взял резак за ручки и натянул проволочную струну. Я напрягся, дернув руки из наручников, и по запястьям потекла кровь. Просто, я знал, к чему движется дело, и не мог сдержаться.
Чтобы не ударить урода в лицо, понадобилась вся моя сила воли. Я не мог рисковать. Я все еще был в наручниках. Ударить его я мог, но тогда последним смеялся бы уродец. Нужно было сидеть и терпеть.
Он погрузил проволоку в разрез на моей ноге и вонзил ее в мою плоть в натянутом состоянии. Я сжался. Он убедился, что проволока как следует вошла в рану. Больно было так, что меня начала бить дрожь.
— А теперь не шевелись, — сказал он.