Большая часть доставалась свиньям. Некоторая часть очисток от овощей — лошадям, а пара ведер, с самым «вкусным», полагались собакам. Собаками их можно было считать весьма условно — скорее уродливые уменьшенные копии льва — голая куцая задница, грива волос на шее и плечах, а к плоской морде будто приткнули кирпич. Если бы ещё этот «кирпич» периодически не открывался, являя миру огромные зубы, то над ними можно было даже посмеяться. Но работу свою они делали исправно (их использовали как сторожевых/пограничных собак). И ухаживали за ними соответствующе, вплоть до выделения официальной пайки и специального человека для присмотра за ними. К собакам меня не подпускали (вроде как еду они должны брать только у своих поводырей), но в этот раз старший куда-то отлучился. Я постояла немного, ожидая его, а потом мне это надоело. Чего я стою? Кормушки рядом, всего и делов-то, что вывалить туда содержимое ведер. Не обращая внимания на рычание собак, подошла, и одна из собак вдруг заворчала немного по-другому. Вроде смесь из рычания и слов человека, пытающегося говорить с набитым ртом. Необычно, но мало ли чего ни бывает на свете. Потом сквозь рычание промелькнули вполне различимые слова. Что-то вроде «гр-р сучка вонючая, гр-р провонявшая помоями гр-гр». Я и сама была не в восторге от своей работы, а тут ещё и какая-то собака позволяет себе материть меня?! У меня у самой от ярости губы задергались. Бросив ведро, я пошла на собаку.
— Ах ты сучий потрох! Ты ещё смеешь пасть разевать на меня?! Да твоя мамаша была так уродлива, что на неё позарился только крокодил, который и наградил тебя такой уродливой мордой! Да я тебе уши обрежу и засуну тебе в задницу, спущу шкуру и сделаю коврик в отхожем месте. Да я… — не находя бранных слов, я просто зарычала — гр… рр.
Собака так опешила, что попятилась от меня, а я уже так завелась, что подошла к ней вплотную и врезала ей кулаком по носу. Это уж потом я сообразила, что собака могла откусить мне руку по локоть одним движением чудовищных челюстей, но в тот момент меня просто трясло от ярости. И удар у меня совершенно не смертельный, но собака, наверное, от удивления, просто упала на задницу, глаза стали круглыми (насколько это возможно для собаки). Поднеся кулачёк к её морде, я угрожающе прорычала:
— Только тявкни ещё раз, шавка бесхвостая.
Собаки притихли, разглядывая меня. Гордая собой, забрала ведра, но на выходе наткнулась на главного собачника. Оказывается, он стоял сзади и наблюдал за нами непонятно сколько времени.
— Неплохо, девочка, но следующий раз так не делай — порвут на кусочки.
— А вы смотрите за ними получше, чтобы они языки не распускали!
— Чего?!
— Таво! Ещё раз кто вякнет, я им… — оглянулась на собак, но те сидели спокойно и внимательно прислушивались к разговору — Ладно, проехали.
Происшествие глупое, но собаки «ткнули меня носом», что я начала опускаться. Замотанная однообразной работой, начала забывать, что на свете есть не только грязные тарелки. Единственное платье покрылось жирными пятнами, да и помои вылить без брызг удавалось далеко не всегда.
Вернувшись на кухню, сразу отправилась к Дали. И с ходу:
— Моё платье грязное! Мне нужно рабочее, именно для кухни, а то я скоро превращусь в кусок грязи.
Я думала Дали начнёт орать на меня, попрекать куском хлеба, но та ответила просто.
— Давно бы сказала. Я думала у тебя есть во что переодеться.
Пока я наливалась яростью — ведь видела прекрасно, что никаких чемоданов у меня нет, Дали ненадолго отлучилась, а вернувшись, протянула мне скомканные тряпки. Развернув их, обнаружила серое прямое платье (очередной мешок с рукавами, но хотя бы чистый) и фартук, поставивший меня в тупик. Покрой самый обычный — лямка через шею, закрывает грудь и подол, завязки, но материал… Самый настоящий белый латекс! Ровный, гладкий, явно фабричного производства. Откуда он здесь?!
Видимо, Дали почувствовала моё раздражение, потому что прислала мне в помощь женщину, которая занимала этот пост до меня. Работа сразу пошла веселее. Но я всё равно была заведенная, злая на себя и на весь свет непонятно за что. Мысли метались, не находя повода выплеснуть раздражение и даже тарелки словно почувствовали моё состояние. Ни одна не пыталась выскользнуть из рук, а мылись они сегодня на удивление легко — одно движение руки, и они сразу начинали сверкать от чистоты. И только закончив мытье в рекордные сроки, я немного удивилась — что же такое сегодня готовили, что посуда моется так легко? Женщина, помогавшая мне, сделала ещё один подарок.
— Натис, не дуйся, иди, приведи себя в порядок, полы и столы я сама помою, подмету.
Уговаривать меня не пришлось — я буквально всей кожей чувствовала слой грязи и жира, липнувшего ко мне. Горячей воды в котлах было хоть залейся, и наполнив пару ведер, отправилась приводить себя в порядок. Для этих целей, как я заметила, использовали небольшой закуток, отгороженный метрах в ста от нашей казармы. Несколько железных корыт, стиральные доски, небольшая емкость с мыльным раствором, большая ёмкость с холодной водой (хотя какая она холодная на такой жаре?)
Долго ожесточенно стирала платье, долго мылась сама, чуть ли не сдирая кожу, словно очищая себя от чего-то более грязного, чем обычная грязь, долго сидела, прислушиваясь к своим ощущениям. Потом вдруг поняла — что-то должно произойти.
Не стала ждать, пока платье высохнет, и отправилась гулять по крепости в «подменном» платье. Простенькое, но зато чистое.
Был уже вечер. На улице тепло, свежо, и заходить в душные помещения совершенно не хотелось. Примерно так же думали и все остальные. Во всяком случае, в проходах между зданиями и на плацу народу было непривычно много, и оттуда периодически доносились взрывы хохота. Любопытство и кошку сгубило, и для меня оно никогда не заканчивается хорошо, но не прятаться же от людей! Да, там на плацу куча народа, сплошь грубые мужики, но в столовой они себя вели относительно прилично и если не считать того, что меня (мысленно) не один десяток раз раздели и изнасиловали, то ругать их пока было не за что.
Развлечения были такими же простыми и грубыми. С десяток солдат собралось в одном углу плаца и тягали вверх-вниз гантели и штанги, сделанные из камней. В другом старались с расстояния прицельно попасть в камни, лежащие на земле, причем имело значение и в какой камень попасть, сдвинется он после этого и ещё какие-то нюансы. Смысл игры я не поняла, но страсти кипели нешуточные. Потоптавшись немного рядом с игроками, заметила и «свою» команду. Эти расположились на скамейках вокруг импровизированного ринга. Солдаты и наемники сидели вперемежку, лениво перебрасываясь словами. Время от времени на ринг выходила пара солдат, кланялись остальным и начинали драться. Кто на кулаках, кто на деревянных мечах, то на копьях. Наверное, всё-таки не всерьёз, потому что не смотря на крики, громкие звуки ударов, крови почти не было. Местный реслинг? Они поди ещё и ставки делают?
Пробравшись к скамейке, на которой сидели «наши», присела с краю, рядом с Мармуком. Тот покосился на меня.
— Ну, как дела?
— Да какие дела могут быть у посудомойки? — улыбнулась я — Грязная посуда, грязные тряпки, помойные ведра. Вот и все развлечения.
— Не обижают?
— Пока — нет. А у вас как дела?
Теперь хмыкнул уже Мармук.
— Да какие дела могут быть у наемников на службе? Тренировки, наряды, пот и стонущие мышцы. Вот и все развлечения — закончил он, повторив мои слова.
— Не обижают?
Мармук снова хмыкнул.
— Готовую команду обидеть трудно. А если вовремя не остановиться, то дело закончится кровью, а за это по местным законам наказание только одно — смерть. Поэтому если и цепляются, но осторожно. Вот и это соревнование больше для нас организовали.
— А что здесь делают?
— Разве не видишь — дерутся.
— Зачем?
— Чтобы было понятно кто есть кто. Сержант нас уже проверил, но его мнение, хоть и весомо, но всё
