Я застонал, а быть может, мне показалось, что застонал. В висках словно
засели две пчелки, по одной в правом и левом. Они жужжали, настойчиво и
звонко, пытаясь вырваться наружу.
Но они находятся в моей голове, и если вырвутся наружу, то в моем черепе
образуются две дырки, и я сдохну к чертовой матери.
Схватившись за голову, я сел. Перед глазами на мгновение возникла
черная дыра, но мало – помалу боль в висках стихла.
Низкий сырой свод подземелья. Кап! – сорвалась и расплющилась на
земляном полу капля. Тусклая лампочка освещала пространство, перегороженное
металлической решеткой. По ту сторону решетки – двое. Баба с фонарем и мужик.
-Марина?
-Я не Марина, – отозвался женский голос. Хриплый, простуженный.
-МАРИНА!
Арина! Рина! Ина! А!
Проклятое эхо!
-Настоящий дикий, - пробормотал мужик. – Но не нужно кричать. Мы
пришли, чтоб отвести тебя к ней.
Я встал. Оказывается, когда на лоб мне упала холодная капля, я лежал на
постели - на соломенном сыром тюфяке. Что это значит?
Почему я не в Джунглях? Где моя заточка?
И тут, наконец, включилась память. Я дотронулся рукой до шеи, нащупал
крошечный бугорок. След шприца. Шприца, который мне в шею вонзила Марина.
Где она, что с ней? Я должен знать, - мне жизненно необходимо посмотреть ей в
глаза.
Я кинулся к решетке, ухватился за прутья, покрытые чешуйками ржавчины,
что есть силы, затряс решетку.
-Не трать силы, Андрей, - миролюбиво сказал мужик. – Мы пришли, чтоб
освободить тебя. Решетка - это ерунда, мера предосторожности.
Баба кивнула.
Она была невысокая; вытянутое по лошадиному лицо покрыто густой сетью
морщин, глаза печальные, глубоко запавшие, как у старухи, либо как у трупа;
жидкие светлые волосы некрасиво висят вдоль шеи. Как я мог спутать ее с
Мариной?
Мужик рослый - в низком пространстве помещения вынужден пригибаться,
чтоб голова не упиралась в потолок. Седые длинные волосы обрамляют
одутловатое лицо, на правом глазу, переходя на щеку, багровый нарост. Левый
глаз цвета вороньего крыла смотрит с любопытством. На мужике черный кожаный
плащ до пят, на поясе – кобура. На груди – блестящий значок «Работник парковки
№56».
-Кто вы такие?
-Марина расскажет тебе, - пообещала женщина. – А меня зовут Букашка.
-Я Киркоров, - глухо отозвался одноглазый.
-Выпустите меня.
-Хорошо, Андрей, - мягко сказал Киркоров. – Но, чтобы выпустить тебя, мы
обязаны сковать тебе руки вот этим.
Он потряс в воздухе наручниками.
Кто эти люди и что может связывать их с Мариной? Запах сырости стал
запахом опасности.
-Попробуй только приблизиться, - пригрозил я. – Шею сверну.
-Ну вот, - искренне огорчился Киркоров. – Букашка, прочти ему.
Женщина откашлялась.
-
-Стой! – крикнул я. – Я согласен.
-Вот и ладушки, - усмехнулся Киркоров. – Тогда повернись и сложи руки за
спиной запястье к запястью.
Я выполнил указание. Передо мной встали Джунгли, железнодорожная
будка, костер, и Марина - ее задумчивые глаза и ровный голос, читающий
стихотворение бывших.
Прикосновение металла неприятно. Наручники защелкнулись. Я повернулся
лицом к решетке. Киркоров откинул полу плаща. На поясе у него помимо кобуры
висела связка ключей.
-Бука, светани.
Киркоров зазвенел ключами. С потолка капала вода.
Я скоро увижу Марину. Радость в душе сменилась холодом, таким же, как
холод наручников на запястьях. Что она сделала со мной? Я был игроком,
возможно, лучшим в Джунглях, я оберегал Теплую Птицу, и вдруг… Я здесь, за
решеткой, с этими странными людьми, и виновата во всем она. Скорее увидеть ее
- я должен знать, что истинно: то, что происходит со мной сейчас, либо то, что
случилось в доме, затерянном в Джунглях.
-Наконец – то.
Киркоров нашел ключ, вставил в замок. Ржавый скрип был сигналом
свободы. Как только решетка распахнулась, я ринулся вперед. Длинная нога
Киркорова преградила путь, я потерял равновесие и полетел на пол, носом - в
щербатый камень.
-Ты, ублюдок, - зашипел Киркоров, склоняясь надо мной. – Еще одна такая
выходка, и я вышибу тебе мозги к е…ной матери.
Единственный глаз этого человека полыхал такой яростью, что сомнений не
было, - да, вышибет.
-Поднимайся.
Букашка помогла мне встать на ноги.
-Эх, Андрей, - голос Киркорова снова стал миролюбивым. – На твоем месте
я радовался бы: в этих застенках томились цари и генсеки.
Букашка рассмеялась:
-Брешешь, Киркоров.
Ее смех мне понравился. Хороший смех.
-Почему вру? - возмутился одноглазый. – Я слыхал, что здесь сгноили
Ленина.
-Ленин помер на даче с золотыми перилами. И не от того, что его сгноили, а
потому, что впал в младенчество.
-Он из младенчества и не выходил. Тем более - на даче мог быть двойник
Ленина.
-Ты бы это ленинцам сказал….