'Белэлектростали', которые сам же ранее и презентовал. Отобрал автомастерскую, хотя ее не дарил – этот бизнес Величев осваивал самостоятельно, 'честным трудом'. Более того, договаривался о систематических поставках угнанных 'лошадей' для разборки и даже лично пристрелил предыдущего владельца мастерской. А Туманов просто взял и приказал подписать дарственную. И еще много чего лишился Серега…
Но главное, Туманов забрал у Величева пацанов. Оптом. Оставив в качестве подачки челядь из 'Королевской охоты'. Да только Туманов и не мог их забрать в принципе – бармены и официанты в бригаду не входили. Просто работники по найму, не заберешь их. Лишь вместе с кафе. А на кафе Туман почему-то не позарился, кинул с барского плеча, расщедрился. Добрый самаритянин, ничего не скажешь. Мог ведь и послать рынок охранять, как грозился. Но не послал. И не списал подчистую, за что отдельная благодарность. Гнить в заброшенном карьере или кормить рыб в Белой реке Велику не улыбалось. Конечно, прикажи Туманов его завалить, по понятиям это был бы полный беспредел, но кто за бедного Серегу подпишется?
Правильно, никто. Кто Туманов, и кто Величев…
И ведь ничто не предвещало столь резкой реакции Туманова, даже с учетом 'урока живописи'. Обычно как было: покричал шеф, пошумел, пар выпустил, разобрался с проблемами, назначил крайних, и все. Дальше по накатанной. А если кто серьезно его подставлял, виновника 'увольняли' без выходного пособия, в остальном же схема изменений не претерпевала. Ругань, оскорбления, изредка – мордобой. И совсем редко шеф кого-то на бабки ставил. И то больше для острастки. А чтобы до подштанников (или почти до подштанников) выпотрошить, фактически опустить своего бригадира, -подобного Серега не припоминал.
И было бы за что.
За сущую мелочь.
Тут вроде бы тоже начиналось как обычно. Пошумел, обозвал на разные лады, решил, что дальше делать по теме – на следака нажать – и отпустил Серегу с миром. А через три дня снова вызвал Величева к себе и сообщил 'новости'. Что за муха его укусила?
Ладно, рынок не отправил охранять, хотя, вероятно, это было бы лучшим вариантом. Глядишь, остыл бы Туманов, и закончилась бы Серегина опала. А сейчас…
Одна радость – не списал, слава богу.
Казалось бы, Серега должен испытывать облегчение оттого, что избежал худшей участи (о чувстве благодарности скромно умолчим), между тем его переполняла ярость. И…печаль.Или грусть. Или тоска. Как ни назови, один черт, не веселье.
Пропала Серегина жизнь. Пошла коту под хвост. Рухнул незримый щит, который ограждал его от неприятностей. Теперь в ресторане не покутишь с задором, с битьем посуды и обрюзгших морд. Не покуролесишь от души, не покуражишься, разве что над лохами безобидными, и то вряд ли. От ментов никто не отмажет, случись, что непредвиденное. Да что там, отныне даже перед последним гаишником придется раскланиваться. Остановит, гад, за превышение скорости или в пьяном виде, или вообще просто так, придраться чтобы, и не пошлешь жезлоносца как раньше по известному адресу. Чревато. Более того, и пресмыкаться станешь, коли не захочешь прав лишиться.
Гаишнику, конечно, на лапу можно дать, но…бабла на всех кровопийц не напасешься. А с баблом сегодня туго, и улучшения не предвидится. Источники финансирования вдруг…иссякли.
Впору в рестораторы подаваться. Да только для подобного бизнеса у Величева ни денег, ни способностей. И клиентов нет. 'Королевская охота' долгие годы служила штаб-квартирой бригады, и посетителей сюда, особенно вечером, и калачом не заманишь. С медом и орехами. И на содержание кафе средств нет; ранее прибыль от работы на Туманова покрывала расходы, а от 'Королевской охоты' выхлоп нулевой. Какое кафе, на собственное-то содержание денег не хватит. Тонн десять 'бакинских' дома в тайничке припрятано на черный день. И только. Десять тонн – это не деньги, по любым меркам. На черный день, допустим, хватило бы, даже на черную неделю. Но что прикажете делать, если наступила черная полоса длинной не в один месяц?
Вешаться? Сушить сухари? Искать работу?
От подобных мыслей у Сереги даже зубы заболели, не говоря уже о голове. Представить себя работающим – действительно работающим, с зарплатой, с записью в трудовой книжке и прочими прелестями официального трудоустройства (ведомостями, накладными и т.п.) – он был не в состоянии. Просиживать штаны в офисе за компьютером, а тем более стоять за станком или за прилавком… бр-р. Подобные забавы не в его вкусе.
А чем еще заниматься?
Наверное, можно сколотить новую бригаду, подобрать крепких спортивных ребят, не обремененных комплексами и моральными запретами – авторитета пока достанет – и снова зажить… весело и свободно, однако Туманов едва ли позволит развернуться всерьез. А хвать жалкие крохи, когда другие жрут от пуза, Величев не привык.
Ситуация сказочная: и направо не сунешься, и налево не пройти, куда не кинь – клин, и на месте стоять – ноги устали. Только камня с надписью нет, и дорога исключительно умозрительная. А сама сказка чрезвычайно грустная.
И как тут не впасть в тоску, не поддаться извечной русской болезни – сплину?
Никак. И все из-за прихоти одной сволочи. Будь у него возможность, Серега бы Туману кадык вырвал. И еще бы много чего…вырвал. С корнем. И с такой невыразимой радостью, нет, даже экстатическим наслаждением, что любая нимфоманка от зависти постриглась бы в монахини. Но попробуй, вырви! Руки махом укоротят вместе с головой. Если только совсем жить надоест – вариант для самоубийцы.
В подобном положении остается лишь петь заунывные песни, пить – словно баню топить, с копотью и дымом – по-черному и предаваться хандре. Чем, собственно, Серега и занимался.
Во всех смыслах – упоенно…
Темно-янтарная жидкость плеснулась в пузатом стакане, а затем проследовала по маршруту: рот – пищевод – желудок. Опустевшая бутылка стукнулась донышком о столешницу. Серега с удивлением посмотрел на пустую тару. Вроде бы только что коньяк выше этикетки поднимался, и вдруг…испарился. Летучая жидкость!
Справедливости ради, удивление в Величевском взоре сумел бы прочесть разве что очень опытный токсиколог – по мутности он успешно соперничал с болотной водицей. И на порядок опережал залапанное стекло бокала. Осмысленностью взор тоже не отличался – половина предпоследней порции коньяка вместо первой точки обычного маршрута – ротовой полости – оказалась на футболке, однако низложенный бригадир этого и не заметил. Он с упорством, достойным лучшего применения, продолжал сладострастно тискать опустевшую бутыль – записным донжуанам и казановам стоило поучиться – в напрасной надежде выдавить из посудины еще сотню-другую животворных капель. Капли не выдавливались, но Серега не отступал.
На задворках сознания билась полудохлая мыслишка о том, что нужно позвать Олега или официанта, дабы с посторонней помощью произошла замена пустой посуды на полную, но кликнуть полового Велик не мог. Физически. Горло отказывалось подчиняться командам проспиртованного мозга. Членораздельные слова застревали где-то в районе носоглотки, а изо рта вырывались странные звуки. То ли хрюканье, то ли храп.
До стадии полного 'сумления' Серега еще не добрался, но был уже, что называется, 'на подходе'. Для окончательного просветления и выпадения в нирвану требовалось чуток добавить. Грамм эдак триста. Или четыреста. Пара стаканов. Только добыть их…трудно. Одна надежда на то, что Олег не забудет собственного шефа и не покинет в беде.
И, кстати, официанты где? За что только бездельникам деньги платят?! Вернее, он платит…или платил? Пусть платил – в прошедшем времени, но пока половые на него работают. И точка. Надо им показать кузькину мать, зимующих раков на горе и так далее. А то совсем распустились. Непременно надо показать…завтра.
Велик попытался оглянуться, авось получится увидеть, где там лоботрясы – официанты шляются, но поворот головы ему удался еще хуже, чем оклик 'подносчика боеприпасов'. То есть никак. Позвонки натужно захрустели, шея застряла на полпути, отказываясь продолжать движение по горизонтали, норовя при этом перевести его вектор в вертикаль и опустить физиономию…нет, не в салат – в блюдце с оливками. При
