Медсестра едва взглянула на него. Она сунула ему листок и изгрызенную ручку, продолжая болтать по телефону и жевать резинку. Бобби пришлось подождать, пока она закончит, прежде чем сообщить ей: он не пациент, ему просто нужно поговорить с доктором Рокко. Это крайне ее смутило. Бобби предъявил значок полицейского и наконец добился ответа. Девушка сорвалась с места и побежала по коридору в поисках печально знаменитого доктора Рокко.
Бобби не понимал своих чувств — то ли он испытывал триумф, то ли легкий стыд. На эту встречу он надел брюки защитного цвета, новую рубашку и свой лучший пиджак. Он производил впечатление частного детектива — возможно, это доказывало лишь то, что даже полицейские проводят слишком много времени перед телевизором.
На заре своей карьеры, лет шесть-семь назад, Бобби задумывался о том, чтобы перейти из патрульной службы в следователи. Патрульные считались людьми, которые делают самую тяжелую работу, своего рода передний край даже в таком элитном учреждении, как полиция штата. Они выполняли приказы, а детективы работали своим умом. У Бобби, как говорил сержант, неплохо варили мозги, неужели он обречен всю оставшуюся жизнь водить патрульную машину?
Бобби неоднократно размышлял над этим вариантом, даже когда готовился перейти в отряд специального назначения. Он представил на рассмотрение свое резюме и прошел жесткий отбор. Он выдержал собеседование, доказал свое умение обращаться с оружием и продемонстрировал хорошую физическую подготовку. Потом начались особые испытания: одно задание включало в себя раскачивание на канате, чтобы проверить, не боится ли претендент высоты, другое — работу в задымленном помещении (посмотреть, как он сумеет действовать в экстремальной ситуации). Его испытывали холодом и жарой, заставляли ползти по грязи с тридцатью килограммами снаряжения и три часа стоять в одной позе.
Это вбивали в их головы неуклонно: боец может понадобиться где угодно и в любое время. Он должен быть готов отправиться на операцию туда, куда ему укажут. Нужно быстро думать, успешно работать в нелегких условиях и ничего не бояться. Если выдержишь проверку — удостоишься большой чести: четыре добавочных дня тренировок в месяц и готовность в любое время дня и ночи находиться на связи. И за все это никакой дополнительной платы. Мужчины вступали в отряд специального назначения исключительно из соображений престижа. Быть лучшим из лучших. Знать, что твоя команда — и ты сам в том числе — справится со всяким заданием.
Бобби прошел отбор. Ему досталась эта вакансия, и он никогда не оглядывался назад. Он был хорошим полицейским и работал рядом с лучшими. По крайней мере так он думал еще два дня назад.
Девушка вернулась, раскрасневшаяся и запыхавшаяся.
— Доктор Рокко готов с вами встретиться.
Какой-то карапуз в приемной пронзительно запротестовал. Бобби толкнул смежную дверь.
Доктор Рокко сидел в маленьком кабинете чуть дальше по коридору, стол завален пачками документов, стены увешаны детскими рисунками и графиками вакцинаций. Бобби сразу же поразило несколько вещей. Во-первых, Рокко был младше, чем Додж себе представлял, — примерно под сорок или чуть за сорок. Во-вторых, доктор оказался гораздо привлекательнее: обаятельный, густые темные волосы, атлетическое сложение, — и вообще производил впечатление человека, посещающего загородный клуб. В- третьих, доктор Рокко, видимо, читал «Бостон геральд» и прекрасно знал, кто такой Бобби.
— У меня есть несколько вопросов по поводу Натана Гэньона, — сказал Бобби.
Доктор Рокко промолчал. Он оглядел Бобби с головы до ног, видимо, удивляясь, как у мистера Доджа хватило наглости показаться на людях. Неужели полицейский собирается преподнести ему прописную истину о конфиденциальности? Наконец доктор Рокко поднял взгляд, и Бобби увидел в лице этого мужчины нечто неожиданное. Страх.
— Садитесь, — сказал педиатр. Он жестом указал на заваленный бумагами стул, потом поспешно убрал папки. — Чем могу быть полезен?
— Я знаю, Натан Гэньон находится на вашем попечении.
— В течение минувшего года — да. Натана перевели ко мне, когда доктор Вагнер признала, что добиться улучшения она не в силах.
— Натан болен?
— Официально он значится как ребенок с ограниченными жизненными способностями.
— Что это значит? — спросил Бобби. Он взял маленький блокнот и ручку.
— По сути дела, с самого рождения Натан уступал своим сверстникам по массе, росту и прочим показателям. Он запаздывал в развитии.
Бобби нахмурился, не совсем понимая сути объяснения.
— Ребенок слишком мал?
— Это только одна сторона дела. Рост Натана — восемьдесят сантиметров, это нижний предел для четырехлетнего мальчика. А его вес десять с половиной килограммов — вообще ниже всех допустимых параметров. И состояние Натана связано не только с… размерами.
— Поясните.
— С самого начала Натана мучили рвота, понос и высокая температура. Видимо, он постоянно недоедает — у мальчика рахит, уровень фосфатов в крови слишком низкий, то же самое и с глюкозой. Как я уже сказал, он отстает практически по всем показателям развития — ребенок начал сидеть лишь в одиннадцать месяцев, зубы у него прорезались в восемнадцать, а пошел он только в два года. Все это плохие признаки. В прошлом году его состояние ухудшилось. Несколько раз у него наблюдался острый панкреатит. Было два перелома. Мальчик почти нежизнеспособен.
Бобби перевернул страничку.
— Давайте поговорим о переломах. В этом нет ничего странного — у четырехлетнего мальчика два перелома за год?
— Ничего странного для такого пациента, как Натан.
— Что вы имеете в виду?
— Натан страдает от гипофосфатемии, у него слишком низкий уровень фосфатов плюс рахит. Его кости слишком хрупкие и запросто ломаются. И учтите, синяки он тоже получает очень легко.
Бобби пристально взглянул на него:
— Зачем вы это говорите?
— А разве вы здесь не за этим? Вы хотите понять, не подвергался ли Натан жестокому обращению? Хотите доказать себе, будто поступили правильно? — И уже тише доктор Рокко добавил: — Опять-таки учтите, я полагаю, вы приняли верное решение.
Бобби нахмурился. Он не ожидал, что разговор примет такой оборот и пойдет, так сказать, без обиняков. Ему не понравилась подобная откровенность врача.
— А вы думаете, будто с Натаном не обращались жестоко? — требовательно спросил он.
— Есть много способов навредить ребенку.
— Кто-нибудь ломал Натану кости?
— Нет. Переломы явились следствием рахита. Об этом можно судить по рентгеновским снимкам.
Бобби смутило это заявление, фактически он оказался в еще большем замешательстве.
— Так какие проблемы у этого ребенка? Почему он постоянно болеет?
— Не знаю.
— Не знаете?
— Подобное обычно бывает при диагнозе «нежизнеспособность»: никто ничего не знает. Мы не можем обнаружить истинную причину, поэтому мальчик остается в категории «детей с ограниченными жизненными возможностями».
— Док, но вы, наверное, пробовали какие-то варианты?
— Разумеется. Мы полностью его обследовали — сделали полный анализ крови, мочи и так далее. Проверили мальчика на диабет, тромбоз, нарушение обмена веществ и гормональный дисбаланс. Нефролог исследовал его почки и провел еще ряд анализов, касающихся диабета и анемии. Я тоже обследовал Натана, а также направлял его к самым лучшим специалистам, которые мне только известны, И по- прежнему я не могу поставить ему диагноз. Выражаясь медицинским языком, Натан Гэньон ничем конкретным не страдает, и тем не менее он очень болен.
Бобби все сильнее раздражал этот разговор. Он покрутил ручку между пальцами, положил ее на стол
