крайней мере, в другую страну. Даже воздух и земля под ногами все показалась непривычным. На взгорке величаво, один за другим стояли пять чумов. Чуть ниже перед ними громоздились нарты, справа опять нарты, но собранные в полукруг, внутри которого трава была вытоптанная до земли. А дальше за стойбищем, Виталий даже зажмурился на секунду, высились синие горы, которые теперь снизу казались еще выше и красивее.
Виталий старался все подметить. Прибежал Никита с легким, пухлым мешком и сразу же сунул его летчику. «Плата за проезд,» — догадался Виталий. Парень в рубашке без всякого выражения заглянул в него, коротко кивнул, запрыгнул в темный проем, затащил лесенку и закрыл дверь. Вертолет взвыл, засипел на всю мощь, закрутил своими свистящими винтами, гоняя под собой ураганный ветер, немного приподнялся над землей, качнулся вперед, задрав хвост, будто боднул что-то невидимое, пошел вперед, набирая высоту.
Все быстро улеглось, словно и не было дикого ветродува, рева двигателя и летчика в рубашке… Остался противный и нудный свист в ушах да запах сгоревшего керосина.
— Ну, здравствуй, мой спаситель, — Виталий протянул руку Никите.
— Эт ты братану говори, да вот отцу, — невозмутимо ответил тот и крепко пожал протянутую руку.
— Ого, сильна тундра! — журналист демонстративно зашевелил пальцами после рукопожатия.
— Терпим пока, — был ровный и с достоинством ответ Никиты. И через паузу: — Надолго к нам!?
— Вот тебе и здрасьте!.. Не успел приехать, а ты уже гонишь!? — Виталий добавил немного обиды в голосе.
— Ты о чем, столица, гостям мы всегда рады, — улыбаясь кончиками губ, ответил собеседник.
— Есть у нас анекдот такой, про тещу. Значит, заявляется теща в гости к зятю, а он ее прямо у дверей и спрашивает, мол, надолго ли ты к нам, маманя? А она в ответ — дескать, пока не надоем. А он ей, так ты что, даже и чаю не выпьешь!?
— Смешно, — вежливо ответил Никита, — считай, что тебе повезло раз ты не моя теща.
— Однако!?
— Ну, пошли, показывай свои хоромы.
Едва Нилыч отошел от вертолета, как его окружила детвора и буквально повисла на нем. По меньшей мере, было странно, что такого угрюмого, осторожного и молчаливого человека так любили дома. «Да-а, детей не обманешь!» — вдруг отчего-то радостно подумал Виталий.
А дед загадочно улыбался, позволяя малышне увлечь себя. Он шел и весело теребил рукой то одну, то другую заросшую смоляную головку. Прямо на ходу что-то доставал из своего рюкзачка и раздавал им, вызывая с каждым разом визгливый восторг. «Надо же, и когда он успел запастись!?» — опять удивился Виталий.
А из светло-серых, выцветших чумов, стоящих на фоне гор, завились веселые струйки дыма. Между чумами и нартами суетливо засновали женщины. Они рылись в поклаже, что-то доставали, бежали в чум и вновь выбегали то за дровами, то опять к нартам.
— Так на сколько ты к нам? — вновь задал свой вопрос Никита.
— Я ж говорю, пока не прогоните, — широко улыбаясь, ответил Виталий.
— По мне так хоть совсем оставайся, — подхватил шутливый тон Никита, — работы всем хватит. Оформим помощником пастуха, а там видно будет.
— Как это помощником, да еще пастуха!?… Не-ет, ты мне что-нибудь поинтеллектуальнее предложи.
— Так это и есть самая почетная и интеллектуальная профессия у нас.
— Ну, а что там еще в вашем штатном расписании?
— А еще — чумработница, но это для женщин, тебе не справиться.
— Да-а, не густо… Ну что ж, тогда погощу немного и вернусь в метро да театры…
— А я любил по выходным в Коломенское ездить, — вдруг проговорил Никита как-то мягко и дружелюбно, — или по старой Москве походить, где людей мало.
— Эй, Семен, ты что здесь делаешь!? — закричал вдруг Никита на молоденького паренька, подъехавшего на взмыленной упряжке.
— Я, это…, спросить хотел… у Олега Ниловича… как там мои? — чуть запинаясь, начал тот.
— А до вечера потерпеть не мог!? — прервал его Никита и еще строже добавил: — А ну, мигом в стадо, спросить хотел, ишь ты, помощник!
Парень послушно развернулся и опять погнал оленей к горам.
— Суров! — заметил Виталий.
— Толковый парень! Года через два хорошим пастухом станет, — неожиданно с похвалой отозвался о пареньке Никита.
— Да, слушай у меня тут тоже всякого добра… — Виталий приподнял сумку.
— Гостинцы что ли?
— Ну, вроде того…
— Во-он туда, — Никита махнул рукой в сторону нарт, — поставь на самую высокую, а то собаки вмиг «распишут», в руки не возьмешь. Женщины на ночь уберут.
— Но у меня там паста, зубная щетка, бритва… — начал было Виталий.
— Че-ерт, а у нас как назло сегодня воду горячую отключили! Ну, надо же, как тебе не повезло! — Никита остановился и всплеснул руками.
«Ну и ерши эти Саамовы! Воспитал Нилыч сынков!.. Поди, и внуки такие же колючие?»
— Не обижайся, Виталий Николаевич, — Никита словно подслушал его мысли, — это с утра со мной. Пойдем чай пить.
— Я что-то Василия не вижу? — Виталий тоже с удовольствием прервал неприятную перестрелку с Никитой.
— Васька во-он там, за тем перевалом стоит. Там его стадо. Вечером обязательно будет. Ну, так ты к отцу пойдешь чай пить или ко мне?
— Думаю к Олегу Ниловичу сначала.
— Ну и правильно. Потом давай ко мне, хочу поделиться кое-какими мыслями, да и показать есть что…
Стойбище опустело. Лишь женщины время от времени продолжали пробегать по своим хозяйским делам. А так больше ни одного человека, одни упряжки с оленями да собаки.
— Виталий Николаевич, айда чай пить, — неожиданно позвала пожилая женщина из первого чума, — проходите…
— Да, да, спасибо…
Виталий впервые входил в легендарное жилище кочевников. Вслед за женщиной он нырнул в проем, развернулся, запахнул за собой мягкую «дверь» и ослеп. Ослеп и натолкнулся на стойкий запах, как на препятствие. Густо замешанный на дыму, прелых шкурах, вареном и сыром мясе, птичьем пуху, псине, горячем дереве, металле, коже и многом другом чем-то забытом, из далекого, далекого прошлого, которое вдруг вернулось и напомнило Виталию о себе.
Пообвык, присмотрелся. Увидел прямо перед собой розовые, затухающие угольки костерка, над которым черными пятнами нависали огромный котел и немаленький чайник, лица справа и слева от очага. Рассмотрел ребра жилища, которые метнулись вверх, и там, то ли от испуга, то ли в борьбе за свет как-то сложно перепутались между собой.
— Проходи, Виталий Николаевич, садись рядом со мной, — услышал он знакомый голос Нилыча. Пригляделся. По обе стороны очага было много людей, которые полулежали на шкурах, кто на боку, кто на спине, опираясь на высокие, затянутые тканью подушки.
— Ну что, в Москве нет таких квартир!? — старший Саамов улыбался совсем по-другому, чем в Крутоярске или в вертолете. Здесь он был у себя дома.
— В Москве нет такого воздуха, таких гор…
Виталий будто споткнулся, увидев своеобразный иконостас. Несколько тусклых и разновеликих иконок, зачехленных в полиэтилен, стояли в длинном, узком ящичке с низкими бортами. Ящичек был подвешен на уровне глаз к шестам, как раз по другую сторону от входа. Удивительно было то, что среди
