удовольствия. Как же это здорово — уничтожать врага, выбивать каждый атом из противника. Кулаки просятся в бой. Перед глазами мелькают красные круги, будь они неладны.
Взмах. Удар. Надбровная дуга хрустнула, кожа на лбу порвалась как сухой пергамент. Из раны хлынула кровь. Кровь! Настоящая! Темно-алая, густая. Старик живой! Пятый втянул ноздрями воздух, чтобы почувствовать запахи противника, его страхи, но пахло абрикосовыми духами. Абрикосами, блядь. Это распалило (?) Колю еще сильнее. Ярость и не собиралась уходить.
Взмах. И из пучины воспоминаний всплыл образ Алёны. Жена предстала в воображении так ярко, что Коле на миг показалось, что он почувствовал её запах, услышал дыхание. Алена стояла в шаге от него и пыталась что-то сказать. Её губы шевелились, но из рта не доносилось ни звука.
Злость утихла. Образ жены исчез также быстро, как и появился. Коля почувствовал, как внутри него что-то пропало. Дышать стало тяжелее. Отчего? Непонятно. Казалось, что он, Пятый, вот-вот поймет нечто очень важное, отчего его жизнь станет капельку легче. Однако озарение не приходило.
Коля бросил взгляд на проводника и вздрогнул. Лицо старика превратилось в кровавую кашу: нос расплющило, губы распухли, напоминая толстых слизней. На лбу была большая вмятина. После таких ударов не живут — особенно семидесятилетние. Однако грудь старика
Проводник попробовал встать, Коля подхватил Ублюдка за локоть, помог подняться. Пятый не сразу понял, что Сергей Михайлович смеется. Только теперь его смех был очень тихим и напоминал скорее бульканье.
Архаровцы никуда не делись: продолжали стоять в некотором отдалении от берега, сжимали на груди коробки с граммофонами и не сводили глаз с Пятого.
Пусть смотрят, решил Коля. Чертовы уроды. Чтоб вы сдохли.
Раздался всплеск. Пятый обернулся и посмотрел на человеческое море. Раздвигая огромными ручищами трупы, на берег выходил великан. Огромный словно небоскреб. Руки были как стволы дубов. На теле бугрились мышцы. Голова казалась маленькой по сравнению с туловищем. Удивительно, но на лице не было ни глаз, ни носа, ни рта — ровная плоская поверхность. Но больше всего Пятого поразила дыра в животе великана. Словно гигантский крот прогрыз нору. С верхней части дыры свисали лоскуты кожи и куски мяса. Можно было разглядеть даже ребра.
Пятый лишь хмыкнул. Сердце продолжало еле-еле стучать, колени не подогнулись от страха. Если суждено умереть, то от судьбы не убежишь. И тем более не убежишь от Кивира. Не хочется думать, что вся эта клоунада с монстрами, выпрыгивающими из дыр в полу, с кладбищем, растянувшимся на многие километры, с морем из человеческих тел, была только ради того, чтобы великан сожрал полудохлое человекоподобное существо.
Великан, молотя мускулистыми ногами тела, выходил на берег. Кровь струйками стекала с него, отчего бы неподготовленный зритель убежал с воплями ужасами. Но Пятого уже ничего не удивляло.
Старик обратной стороной ладони стер кровь с губ. Смех прекратился.
— Ты полезешь в желудок этого большого остолопа, — выдавил из себя проводник. Несмотря на сломанную челюсть и выбитые зубы, Пятый расслышал каждый звук, вырвавшийся из рта старикашки. Когда-то у Ублюдка был красивый низкий голос, но сейчас он напоминал больше скрежет металлических листов.
Пятый кивнул. Он почувствовал, как сильно вспотели руки — липкий противный пот, который Коля всегда воспринимал как первые признаки гриппа. Он вытер влажные ладони о кофту. Где-то глубоко внутри него опять распухала злость. Нужно научиться сдерживать её, не давать выхода.
Великан вышел на берег и упал на колени. Из дыры доносилось тиканье, словно работали часы. Только сейчас Коля осознал то, насколько же огромен оказался гигант. Как его кости вообще выдерживали столь колоссальное давление?
Все вопросы вон из головы. Оставим их для Кивира.
— Больше не бей меня, — сказал проводник и, захлебываясь кровью, противно засмеялся.
За несколько минут его лицо распухло, из носа потекла кровь вперемежку с вязкой черной жидкостью. Пятый сжал кулаки. Ему стало противно за свой поступок. Как он мог ударить старого урода? Он никогда раньше так не срывался. Это всё Кивир! Его рук дело. Гаденыш как-то умудряется залезать в мозги.
— Больше не бей меня, — повторил старик.
Коля кивнул. Надо больше думать о Маше. Именно дочка станет защитой от ярости и злости.
Маша… Думай о Маше. Да, точно. Она поможет. Всего дел-то: представить в голове образ дочки, вспомнить её глаза, голос, цвет волос…
Цвет волос…
Черные или светлые? Как можно было вообще не заметить?!
Проводник полез в дыру на животе гиганта. Даже стоя в полный рост, старик не касался головой мясной поверхности. Пятый думал, что Ублюдок завязнет в сизых кишках, но плоть колосса была плотной. Коля без раздумий полез вслед за проводником. В ноздри ударил запах гнилой рыбы. Но Николаю он даже понравился! Лишь бы не воняло абрикосовыми духами.
— Скоро ты увидишь Кивира, — сказал старик. — Осталось чуть-чуть.
Архаровцы продолжали стоять на берегу. Неожиданно появившийся ветер затрепетал полы плащей уродов. Только сейчас до Пятого дошло, насколько жалко выглядели твари. Мало того: он узнавал в них человеческие черты. В их взглядах читались боль и страдание. Они такие же как он! Архаровцы и рады бы сдохнуть, да не могут. Бог давно бросил их души на растерзание. Живите как хотите, дети мои.
Архаровцы и жили как могли. Ведь все, что им оставалось, это покрепче сжимать граммофоны и ждать ночи, чтобы найти несчастную жертву и снять с неё кожу.
Темная ночь… Над Городом навсегда повиснет темная ночь. Пусть солнце и выглянет над мертвыми многоэтажками, но Зло — с большой буквы! — никуда не уйдет. Зло будет пакостно нашептывать гадости: тебе не скрыться, не уйти. Ты можешь прятаться в кладовке, можешь зарыться в куче мусора. Однако тебя все равно настигнет моя кара.
И на самом-то деле и живые мертвяки, и архаровцы — жертвы. Жертвы той силы, что управляет Городом, что не дает даже сдохнуть. Смерть — это освобождение. А её надо сначала заслужить.
Пятому было жалко архаровцев. Но ведь он сам находился не в лучшем положении. Но в отличие от тварей у него есть шанс вернуть прежнюю жизнь. Возможно, еще удастся обнять дочь, еще получится вдохнуть запах волос Алёны.
Есть шанс…
Прощайте, архаровцы!
Пятый вскинул руку.
Прощайте! Дай бог никогда не увидимся.
Великан поднялся с земли.
Первый
Сергей стоял на холме и смотрел на элитный поселок. Внутренний голос говорил, что больше он никогда не вернется сюда. Поэтому Тропов попытался запомнить каждый дом, каждую пристройку, каждый забор. В поселке он пробыл совсем недолго — неделю, может чуть больше. Однако за эти чертовы семь дней жизнь повернулась на сто восемьдесят градусов. Подумать только: когда-то у него были друзья.
Друзья. На вкус это слово напоминало фруктовый щербет.
А уходил Сергей один. Мертвую Анжелу можно было не брать в расчет. Она стала лишь куклой, за ниточки которой дергал Кивир или Человек-мотылек. Таня мертва. Девчонка сама виновата. Впрочем, виновата и Анжела.
Дуры. Идиотки. Кретинки.
Ведь как могла сложиться их жизнь, если бы девушки не скрысятничали! Тропову их было не жаль. Собакам — собачья смерть.
Вглядываясь в дома, Сергей искал ответ на давно мучивший вопрос — что ждет его в будущем?
