сердечной мышцы, и теперь отдельные ее волокна сокращались беспорядочно. Сердце еще жило, но уже не прокачивало кровь сквозь артерии и вены ребенка.
Все было плохо. Однако надежда оставалась: реанимационные мероприятия были начаты практически сразу после поражения. А вот фибрилляция, наоборот, могла проявиться не сразу и постепенно, с предсердий. Соответственно кислородное голодание мозга от плохого кровоснабжения тоже могло оказаться некритичным. Впрочем, это ничего не меняло, если не удастся немедленно запустить сердце мальчишки, причем в правильном ритме.
–?Имельда, неси дефибриллятор! — крикнул он матери. — Помнишь, тот чемодан серебристый, что я смотрел утром?
–?Да, доктор! — ответила та и с невероятной для своего сложения скоростью метнулась за прибором.
Сейчас он оттестировался гораздо быстрее, чем в первый раз. Пиф поставил указатель на двести джоулей, велел всем убрать руки и дал разряд.
О счастье! Какое счастье! Сердце с первой же попытки забилось ровно.
Господи, бывает же такое счастье! Ведь если бы оно по-прежнему беспорядочно трепыхалось, следовало увеличивать энергию разряда, вплоть до трехсот шестидесяти джоулей — Пиф хорошо помнил цифру, ему этот вопрос доставался на экзамене. Но он никак не мог вспомнить, что там говорилось про детей. Не убьет ли ребенка такой разряд?
Кардиограмма, конечно, пока не была нормальной. Однако, по крайней мере, теперь сердце мальчишки билось самостоятельно, пусть и чуть быстрее, чем хотелось бы.
Впрочем, электротравма коварна. Фибрилляция в любой момент могла вернуться, а вместе с ней — опасность тромбоза и инсульта. Она и сейчас была немалой. Пиф решил не рисковать: он умело интубировал пациента, обеспечив надежную аппаратную вентиляцию легких — благо техники имелось достаточно. Ребенка подключили к компьютерному кардиомонитору — не зря Светлов в московской клинике столько возился с балтеровским приобретением! Потом Пиф лично проверил принесенные по его приказу препараты: он собирался струйно вводить адреналин в высоком разведении и в вену лидокаин. Таким образом он надеялся исключить проблемы, связанные с ростом концентрации калия в крови. Теперь оставалось спрофилактировать появление тромбов — фибрилляция как шейкер взбивала кровь в сердечке мальчика.
Когда ребенок стабилизировался и — после удаления трубки из трахеи — стал осознанно отвечать на вопросы, Пиф смог внимательнее осмотреть Августина и третьего парня-подростка.
Все выглядело пристойно, но, помня о возможных осложнениях, Пиф потребовал уложить ребят на кардиокровати и провести профилактическую терапию, правда, в меньшем объеме, чем у сынишки Имельды и Антонио.
Конечно, на виллу Светлов уже не поехал — остановка сердца, фибрилляция или приступ стенокардии теоретически могли случиться в любой момент у любого из троих пострадавших. Он остался ночевать там же, на четвертой кровати.
Имельда, Антонио и Николас тоже никуда не ушли. И спать они ложиться не собирались, стараясь не выпускать из ладоней руки своих только что вновь обретенных детей.
Когда измученный Пиф наконец заснул (что после всех волнений тоже оказалось непросто), Имельда на минутку оторвалась от сынишки, подошла к нему и тихонько поцеловала в щеку.
11
Марат прилетел в Москву рано утром, в аэропорт Домодедово. С трудом дождался, когда неторопливые по утреннему времени дядьки в униформе подадут трап, бегом рванул на выдачу багажа, чтобы быть первым в очереди, — приморские вкусности для родителей и Дуняши не разрешили пронести в салон самолета. И уже с чемоданом поспешил в зал прилета, где его должен был встречать водитель.
Больше всего сейчас Марату хотелось, наплевав на пробки и не заезжая в город, проскочить по окружной прямо на Рублевку, ворваться в дом, крепко обнять жену, затащить в их широкую супружескую кровать и пару часов ни на что другое не отвлекаться.
Водитель, хорошо и быстро соображавший Иван Озеров, лишь улыбнулся, увидев, как босс торопливо забрасывает чемодан в объемистый багажник и рвет дверь салона. Иван был лет на десять старше Марата, что не мешало ему относиться к юному и жесткому шефу с должным почтением.
Вот и теперь, едва поднялась планка выездного шлагбаума, Иван притопил педаль газа, собираясь максимально приблизить время встречи сексуально оголодавшего босса с его аппетитной женушкой. Авдотью Озеров любил не очень, искренне не понимая, как можно так глупо и неразумно относиться к свалившемуся на нее счастью.
Мигом пролетев домодедовское шоссе, уже подъезжали к Кольцевой, как зазвонил мобильный Марата.
–?Да, — раздраженно ответил Кураев, подозревая, что его хотят отвлечь от главного и самого желанного на данный момент дела.
Так и вышло.
Звонил отец: его активно теребил их приморский партнер. Отношения эти были принципиально важны для бизнеса, и Марату предстояло сейчас ехать в офис на Новый Арбат — все необходимые для дальнейших действий документы были в его портфеле.
–?Вот же дьявольщина!!! — выругался Кураев-младший.
Но ничего не поделаешь — дела Cемьи превыше всего. И хотя умом он понимал, что никуда за день Дуняша со всеми ее чарующими прелестями не денется, стало чертовски обидно.
–?Едем в офис, Марат Станиславович? — понимающе спросил Озеров.
–?Да, Вань, — уже спокойнее ответил Марат.
В конце концов, может, удастся сразу или почти сразу свалить.
Хотя и сам понимал, что зашел на работу — залип на весь день. Так оно и произошло.
За время его отсутствия немало всего случилось. Кое-что не могло не радовать: они наконец получили документы на строительство собственного здания. Через пару лет можно будет забыть про аренду и самим стать арендодателями, да и имиджу личная высотка рядом с Садовым кольцом, да еще выполненная по проекту известного мексиканского архитектора, очень способствует. Но имелись и неприятные новости: вновь зашевелились старые недруги, у которых в свое время Кураевы сумели оттопырить лакомый госзаказ на девятизначную сумму. В итоге наметились терки с серьезными ментами: департаментом по борьбе с коррупцией в органах власти. Ничего фатального, но, как ни странно, в департаменте нашлись люди, которым «занести» оказалось невозможно. К счастью, имелись и стандартно мыслящие, так что в подобных условиях просто резко подскакивала цена вопроса. Однако с проблемой следовало разобраться очень аккуратно и предельно точно: противоборствующая сторона также обладала немалым финансовым и административным ресурсом.
Слово за слово, документ за документом — и Кураев-младший погрузился в родную стихию, уже не замечая бега времени и не вспоминая мягкие и сладкие Дуняшины округлости.
Работа ему, по большому счету, сильно нравилась. Это не академическая скука, куда его, оценив незаурядные мозги студента, пытался затянуть преподаватель экономики из Лондонской школы бизнеса, — здесь все живое. И даже то, что на этой работе иногда постреливают, не отталкивало юного Кураева, а возможно, добавляло ему дополнительного куража.
А что, если б Марат родился веков на пять раньше — с удовольствием пошел бы в флибустьеры!
Врагов — на рею, золото — в подвалы, женщин — в постель. Причем хотелось бы работать королевским флибустьером — с полной свободой действий против вражеских транспортов, но с некоей политической устойчивостью и желательно дворянством: папины идеи про бар и холопов легли в свое время на благодатную почву.
Так увлекся, что даже Дуняше не позвонил.
Вырвал его из рабочей суеты тот же, кто в нее вверг, — отец. Станислав Маратович проявился ближе
