найдем, найдем вашу маму. Держитесь…
Боже мой, а где же мои? Где мои… все?
Где мои дети?! Боже мой, где мои дети?! Где дети?! Дети!!!
— Внимание, — чей это густой теплый баритон, — запомните важное условие. Главное — узнать друг друга! Узнайте друг друга там! — повторил голос.
Люди засуетились. Матери потянулись к детям, жены прижались к мужьям. Какие-то чужие старики растерянно звали:
— Дети! Дети! Где наши дети?! — кричали старики, пожилые супруги.
— Какие они, ваши дети?
— Мы не помним… — заплакали старики.
Я в панике металась, держа за руку девочку, мальчик сам обхватил меня за шею. Я металась от стариков к своим…
— Мама! — кричала я. — Не отходи далеко!
С мамой шли мои сестра Таня и ее дочь Ульяна.
Они шли вперед, не оборачиваясь.
— Линочка! — увидела я свою младшую дочь. — Где Андрюша, Ира? Где папа? Даня? Где мой Даня?! Даааааааня!!!
Лина тоже прошла мимо меня, не оборачиваясь, и как всегда тихо и спокойно сказала:
— Ну что с тобой? Не кричи, мамочка. Пойдем.
Мы пошли с Линой рядом. Кто-то накрыл наши плечи пледом. Кто-то промокнул мне слезы мягким большим клетчатым носовым платком.
— Спасибо, — хотела поблагодарить я, но человек уже скрылся в каком-то повороте, а мы пошли дальше. Я смотрела вслед тому человеку…
— Это ты, папка?
В фигуре человека, который укрыл наши плечи пледом и поспешно исчез в тоннеле, я узнала моего папу. Он хотя и умер год назад, но для него это ведь не причина, чтобы не позаботиться о своих родных в трудное время. И кто, кроме него, мог подумать, что нам холодно и что мне нужен носовой платок. Это точно был папа.
— Пап?!
А люди впереди меня брели молча, все спокойные, даже умиротворенные. Они только переглядывались иногда друг с другом и улыбались. Одна я металась и кричала, металась и звала.
— Ну, мам, ну перестань, ну тихо… — уговаривала меня Лина. — Все найдутся, вот увидишь. Все будет хорошо.
Фигуры уходящих людей превращались в силуэты и тени. Я уже никого не могла узнать.
— Господи! — закричала я. — Как же они найдутся?! Как же я их узнаю?!
— Очень просто, — спокойно ответил уже знакомый голос, — ты пой.
— Что?!
— Как «что»? Песенку, конечно.
Голос тихо, кротко и ласково запел любимую мной песенку:
К нему присоединился еще один. И еще.
Голос, на секунду прекратив петь, сказал:
— Пойте! Пойте все. Не бойтесь. Пойте все, что любите.
И все стали петь, каждый свою песню.
—
—
Кто-то вторил детям:
—
В этой какофонии я еле-еле слышала:
Где-то зашумела вода. В глаза брызнул яркий свет. Раздался резкий гудок — он заглушал и заглушал песню. Я вдруг почувствовала неосознанную щенячью радость. И проснулась.
В ванной шумел душ. Данька плескался, фыркал и орал: «Данама, данама, данама…» В соседнем дворе под домом орала и сигналила чья-то машина, с террасы у дома слышен был голос мужа, он играл с нашей собакой. Через раскрытое окно комнату заливало свежим воздухом и солнцем.
В дверь ввалилась сонная Линка и нырнула ко мне в постель.
— М-м-э-а-м!
— М-м, — счастливо я отозвалась, вдыхая нежный девчоночий запах.
— А ты знаешь, что у меня десятка по физике?
— Да лааадно. По физике? У тебя? Откуда?
— Because I’ve got a charming smile,[1] — кокетливо пропела Линка.
Я засмеялась облегченно и весело. Линка захихикала рядом. В спальню заглянул Данька с мокрой после душа шевелюрой и весело мотанул башкой. Следом за ним в двери появилась точная копия Даньки, только маленькая, веселый его пятилетний сынок Андрюша. Он кричал:
— Мама спрашивает, а кому кофе, а кому чай!
Начиналось новое утро.
Примечания
1
Потому что у меня очаровательная улыбка
