Теперь мальчик понял, что задумал Имаго. Он знал, что Честера отправят в изгнание и повезут в Глубокие Пещеры на этом самом поезде. Старый хитрец знал это с самого начала.
Из-за шума двигателя и стука колес разговаривать было невозможно, но Уилл был счастлив уже потому, что снова был рядом с Честером. Он широко улыбнулся, наслаждаясь чувством облегчения от того, что его друг в безопасности. Уилл откинулся на стену вагона и закрыл глаза в эйфории. Наконец-то в этой мучительной, кошмарной ситуации, из которой он никак не мог выбраться, появилось что-то хорошее, что- то правильное. Честер жив! Ничто не значило для Уилла так много!
К тому же он ехал к отцу, и его ждало самое удивительное приключение в жизни — путешествие в неизведанные миры. От прошлой жизни у Уилла остался только доктор Берроуз, и мальчик твердо вознамерился отыскать его, где бы он ни был. И тогда все снова будет в порядке. У них все будет хорошо: у Честера, у Кэла и у него с папой. Эта мысль сияла у Уилла в голове ярчайшим маяком.
Внезапно будущее перестало казаться ему таким уж мрачным.
Уилл открыл глаза и наклонился к уху Честера.
— Не пойдем завтра в школу! — крикнул он.
Мальчики расхохотались, но их смех заглушался шумом поезда, набиравшего скорость и плевавшегося черным дымом. Поезда, который уносил их все дальше от Колонии, от Хайфилда, от всего, что они знали, в самый центр земли.
Эпилог
Стояло чудесное январское утро. Солнце мягко пригревало, совсем по-весеннему. Ярко-голубой полог неба не заслоняли высокие здания; кое-где вдали кружили стайки чаек, взмывая в восходящих потоках воздуха. Если бы время от времени по набережной не проносились машины, можно было бы подумать, что это маленький прибрежный городок или сонная рыбацкая деревушка.
Но это был Лондон, и деревянные столы перед пабом постепенно заполнялись — хорошая погода многих соблазняла выбраться из дома. За одним устроились трое мужчин в темных костюмах, бледные, как большинство офисных работников. Склонившись над столом, они громко разговаривали, перекрикивая друг друга, и хрипло смеялись, словно ссорящиеся вороны. Рядом сидела совершенно другая компания — тихие студенты в джинсах и застиранных футболках, которые переговаривались чуть ли не шепотом, прихлебывая пиво и временами сворачивая сигареты-самокрутки.
Реджи сидел один на деревянной скамье в тени здания и потягивал свою пинту пива — четвертую за день. Он немного опьянел, но решил не отказывать себе в удовольствии, раз уж других планов на сегодня у него не было. Он запустил руку в миску с сушеными анчоусами, стоявшую рядом с ним, и задумчиво захрустел мелкой рыбкой.
— Привет, Реджи! — сказала одна из официанток, нагруженная пустыми стаканами, которые она собирала со столов.
— Привет, — нерешительно ответил он, так и не вспомнив ее имя.
Девушка дружелюбно улыбнулась ему и, толкнув дверь бедром, ушла внутрь паба. Реджи много лет появлялся в заведении, но в последнее время превратился в завсегдатая и почти каждый день заходил отведать любимых закусок: сушеных анчоусов или жареной трески с картошкой.
Это был спокойный и замкнутый человек. Помимо того, что он всегда оставлял чрезмерно щедрые чаевые, он выделялся из череды клиентов своей внешностью. У Реджи были роскошные белые волосы. Иногда он, словно стареющий байкер, заплетал их в косу, сползавшую на спину обесцвеченной змеей, а иногда распускал и становился немного похож на пуделя после купания. В любую погоду он носил черные очки и нигде их не снимал. Одежда его была замысловатой и старомодной, как будто он одалживал ее у театрального костюмера. Обсудив эксцентричного гостя, работники бара сошлись на том, что он безработный музыкант, бывший актер или даже непризнанный художник, каких в этом районе попадалось немало.
Реджи откинулся на стену и довольно вздохнул. В паб вошла миловидная худенькая девочка в цветастой косынке и стала ходить от стола к столу со своей ротанговой корзинкой, продавая черенки вереска, обернутые снизу фольгой. Эта картина могла бы служить иллюстрацией к роману викторианской эпохи. Реджи улыбнулся и подумал, как же удивительно, что цыганки до сих пор торгуют такими невинными вещами, когда вокруг на плакатах огромные компании беспрестанно рекламируют свои товары.
— Имаго.
Это имя донес до него легкий ветерок, оно послышалось в скрежете колес помятой машины, завернувшей за угол. Реджи вздрогнул и с подозрением поглядел на старика с тростью, бредущего по тротуару. Его щеки покрывала серая щетина, как будто он забыл побриться с утра.
Девочка с вереском прошла мимо со своей корзинкой. Имаго рассмотрел старика, потом окинул взглядом других посетителей паба. Наверное, он просто стал слишком нервным. Ничего не было. Ему почудилось.
Имаго поставил миску с анчоусами себе на колени и съел еще горсть, запив ее пивом. Вот это жизнь! Он улыбнулся и вытянул ноги.
Никто не видел, как внезапный спазм прижал его к стене, а потом заставил упасть со скамейки, чудовищно исказив его лицо. Когда он рухнул на землю, глаза у него закатились, рот раскрылся, а потом закрылся, на этот раз навсегда.
Он был мертв задолго до приезда скорой. Поскольку он мог свалиться с носилок, два медбрата потащили окоченевший труп на руках, поддерживая под локти. Толпа зевак с интересом наблюдала, перешептываясь, за тем, как тело Имаго, застывшее в сидячей позе, словно статуя, погрузили в машину скорой помощи. Как ни пытались спасатели разжать крепко вцепившиеся в миску с рыбой мертвые пальцы, у них ничего не вышло.
Бедняга Реджи! Работники паба редко беспокоятся о здоровье клиентов, но его смерть взволновала их всерьез. Особенно после того как кухню закрыли и часть персонала уволили. Через некоторое время им сообщили, что в еде погибшего обнаружили редкое соединение с высоким содержанием свинца. Вероятность того, что оно образуется в теле анчоуса, крайне мала — на миллион рыбок придется в крайнем случае одна ядовитая. Организм Реджи просто перестал функционировать — реагируя на токсический шок, его кровь моментально свернулась, словно быстрозастывающий цемент.
На дознании коронер не особенно распространялся о природе яда. На самом деле он был совершенно сбит с толку, обнаружив в теле следы сложных химических соединений, о которых никто не имел ни малейшего представления.
Только девочка, смотревшая на скорую помощь с другой стороны улицы, знала, в чем дело. Она развязала косынку и бросила ее в канаву, встряхнув угольно-черными волосами. С довольной улыбкой она надела темные очки, подняла голову и посмотрела на безоблачное небо. Уходя, она тихонько напевала:
— Ты мое солнышко… Ты мое солнышко…
У нее было еще много дел…
Посвящение
Мы посвящаем эту книгу нашим многострадальным семьям и друзьям, которые неизменно поддерживали нас в этом безумном начинании, Барри Каннингему и Имоджен Купер из издательства The Chicken House за то, что содействовали нам и не дали сойти с пути истинного, Питеру Штраусу из Rogers, Coleridge and White за то, что он помог двум парням, бродившим под дождем, Кейт Игэн и Стюарту Уэббу, а также нашему другу Майку Парсонсу, продемонстрировавшему чудеса храбрости.
