обратил внимание, юношеский размер.
– Она заметила спину какого-то юноши.
– Когда?
– Он сворачивал за угол улицы.
– Теперь в общих чертах картина ясна. К афере на рынке ценных бумаг, задуманной и подготовленной вашей… организацией, – ни одна чёрточка его лица не дрогнула, он оставался невозмутимым, – Иван привлёк ваших неразборчивых в средствах конкурентов. Но вожжи рассчитывал сохранить в своих руках. Через брокеров на их средства скупил крупные пакеты акций, которые резко упали в цене и скупались вами. И с этих сделок брал свой процент. Часть купленных акций упрятал в банковские сейфы, а коды утопил в том же контейнере. Так рассчитывал, что будет всем нужен живым. Я пока ничего не перепутал?
– Нет, продолжайте.
– Его компаньонов беспокоило, доступ к кодам зависит только от него. А вдруг с ним произойдёт несчастный случай? Скажем, устроенный вами. Чтобы их успокоить, он привлёк меня, старого приятеля и человека постороннего в таком… разбойном бизнесе. По своим интересам даже стоящего по другую сторону баррикад. А разговорами всячески укреплял во мне именно такое, баррикадное отношение. Но только меня сделал своим наследником доступа к кодам и плёнке. Я всё ещё не вру?
– Пожалуй, так оно и было.
– Однако он совершил роковую ошибку. Вашим конкурентам не давала покоя надежда заполучить ещё и плёнку, мощное оружие в борьбе за лоббирование своих интересов в правительстве. Они убрали Ивана, чтобы привести в действие меня. Удерживая на поводке, вынудили искать контейнер и заветную плёнку. Чтобы помешать им, вы предпочли вообще похоронить его тайну и коды конкурентов, устроили охоту на меня. Не так ли? Шанс, кроме меня кто-то ещё найдёт тайник, был ничтожен. А если случай помог бы кому-нибудь случайно обнаружить тайник, скажем через год или два, к тому времени плёнка, возможно, потеряла бы свой заряд опасности. Поэтому лучше было убрать меня, чем рисковать в тех ставках, что вы сделали. Или я не прав? – Он ничем не показал, что возражает или хочет поправить. – Единственный просчёт – я понравился вашей младшей дочери и увлекся Викой, смог вызвать у неё ответное чувство. Не хочу знать причин, но ваше отцовское сердце дрогнуло. Это меня и спасло, позволило сидеть сейчас здесь и обсуждать данную тему.
Он вновь сунул руку в ящик стола, словно фокусник – в чёрную шляпу, но вместо кролика вынул красную кожаную папку. Мягко щёлкнула кнопка ремешка, он распахнул папку и выложил на стол бланки. Я был готов к этому и сразу узнал залоговый договор на свою квартиру. Он опустил на него свою сильную ладонь.
– Советую научиться забывать о некоторых вещах, – сказал он. – Вчера враг, сегодня друг или союзник. Надо уметь жить сегодняшним днём. Это единственная возможность забыть о смерти, не думать о ней.
– А вы-то о ней забыли?
– Почти не вспоминаю.
– И поэтому имеете телохранителей? Чего не могут себе позволить, да и не желают позволять те, на кого вы охотитесь.
Он выслушал меня с полным равнодушием.
– У меня один телохранитель. Не потому что прячусь. На мне завязаны важные интересы, и его задача – свести к минимуму всякий риск, чреватый нежелательными последствиями.
Мне расхотелось с ним спорить, обсуждать все эти нелепые, не нужные мне вопросы. Я разобрался, с чем требовал разобраться мой разум, и отдался телесной и духовной усталости. Казалось, и он пришёл к выводу, – принимать участие в его забавах я не намерен, приручить меня не удастся. Мы, словно два пса, встретились на прогулке, обнюхали один другого и поняли, дружбы у нас не получится. Я был в том уверен заранее и разочарования не испытывал. Он тоже, по-видимому, не переживал крушения иллюзий.
– Итак, – прервал он наше затягивающееся молчание, давая понять, что пора подвести итог беседы. – Очевидно, нас ничто не связывает, кроме моей дочери. Я не намерен оказывать на неё давление. Тем более, оно только укрепит её влечение к вам.
Он высказался и перекинул мяч на мою половину поля. Я не стал затягивать ответ.
– Не знаю, насколько крепки её чувства, – не скрыл я горечи, которая сопровождала меня после утреннего ухода Вики.
Я, наконец, всмотрелся в фотографию в рамке справа кабинета. На ней белокурая красивая женщина в широкой шляпе и с задорной улыбкой держала за руку девочку лет пяти. Он поймал мой взгляд, и его лицо окаменело.
– Отец один, а мужчин много, – продолжил я, – любовь к ним явление преходящее, чувства капризны. К тому же, она считает, вы хороший отец. И я не хочу делать ей больно, вмешиваться в ваши отношения.
Он качнул головой.
– Вы говорите искренне, и сказанное представляется мне вполне разумным, приемлемым. Вы мне больше ничего не хотите сообщить?
Он смотрел на меня странно, точно ожидал услышать некое признание.
– Нет, – сказал я, вставая со стула.
Он отвёл взор, медленно убрал бланки обратно в красную папку, закрыл её и положил в ящик стола. Мне показалось, он тянет время, даёт мне возможность хорошенько подумать и кое-что рассказать. Однако я молчал. Он задвинул ящик стола и тоже поднялся.
– Хорошо, – сказал он. – Мне было небезынтересно с вами познакомиться.
Я стал отменно вежлив.
– Мне тоже.
Я забрал куртку, и он проводил меня до порога кабинета, сам открыл дверь. Но руки на прощанье не подал. Меня это не расстроило, – а лучше бы обеспокоило, как я понял месяцем позже.
Едва уловимый запах духов сопровождал меня до прихожей, куда за мной неотступно следовал Эдик. Однако они не имели ничего общего с духами Вики. Я же втайне надеялся увидеть её. Но похоже, в этом доме её не было.
– Послушай, – обратился я к Эдику, приостанавливаясь, чтобы надеть куртку и застегнуться. – Куда-то подевался мой «шевроле». Не хотелось беспокоить по таким пустякам твоего босса…
– Он в ремонте, – не дослушав, прервал меня Эдик. – Нельзя ж доводить машину до такого состояния. Дырки в стёклах, рваные провода под рулём. Как ты прошёл техосмотр?
– Взятки, друг мой, – объяснил я. – И когда её получу?...
Он разве что не зевнул.
– На днях. Проснёшься, глянешь в окно, а она стоит.
– Материализуется из воздуха.
– Вот именно.
– Я тоже хочу материализовать для тебя кое-что. Предлагаю спуститься со мной к такси.
– Я не любопытен.
– Затрепещешь от радости, какой подарок тебя ожидает. Короче, это замок. Вы забыли его в моей входной двери.
– Можешь выкинуть.
Равнодушие Эдика было неподдельным.
– Ладно, – согласился я. – Только выгляни, куда его выброшу. Уверяю, кинешься за ним вприпрыжку, и может, задрав штаны.
Замечание озадачило его, он не стал восклицать: «Ни за что!» – но и провожать меня не стал. Когда я вышел из парадных дверей и приблизился к такси, он отодвинул край шторы. Я нырнул в салон, вытащил из сумки угловатый свёрток, обвязанный бечёвкой крест-накрест, и демонстративно опустил на крышу «вольво», которая стояла рядом. Со стороны свёрток можно было принять за бомбу.
По моей просьбе пожилой таксист отъезжал на медленной скорости. Обернувшись, я с удовольствием наблюдал, как Эдик выскочил из подъезда и вперебежку направился к «вольво».
