показывал, кто здесь кукловод, и снова ослаблял хватку.
Командор повел себя по-другому. Он не заигрывал и вообще играл не с ней. Ионее он просто с ходу дал понять: она лишь разменная фигура в чужой партии. Не самая мелкая, но и не ключевая.
Правительница махнула рукой.
— Прекрасно, — отозвался лысый Командор. — Сэкономим время. Итак, вы видели наши технические возможности. Это лишь самая малость того, что мы действительно можем. Мы готовы снабдить вас техникой и вооружением. Но вы должны встать на нашу сторону. Если вы согласны принять это предложение, вы автоматически попадаете под мое начало и будете воевать, четко исполняя все мои приказы. Никакой самодеятельности, никакого своеволия. Только жесткое подчинение.
— То есть вы предлагаете мне стать вашим солдатом? Пустить граждан ОТК на пушечное мясо в вашей войне с первомагами?
— Первомаги? — Лысый снова усмехнулся. — Смешной идентификатор. Впрочем, не о том речь. Не хотите принять мое предложение? У вас есть выбор. Вы отказываетесь, тогда я автоматически записываю вас в стан врага. А так как вы у нас на пути первые, мы просто уничтожим ваши ОТК. Надеюсь, мысль ясна.
Ионея приложила максимум усилий, чтобы сохранить невозмутимый вид. Хорошенький выбор между «плохо» и «паршиво».
— Еще варианты?
Лысый снова мотнул головой.
— Боюсь, что третьего варианта у вас нет. Решайте.
— Мне надо подумать, — размеренно сообщила правительница.
— Думайте, — на удивление легко согласился Командор. — Но думайте быстрее. У вас не так много времени. Когда надумаете, просто нажмите кнопку. Я буду ждать.
Ионея кивнула. Стекло вспыхнуло и погасло, сделавшись темно-серым.
— Подождешь, — сердито пробормотала правительница.
— Госпожа.
Она дернулась от неожиданности. Резко обернулась. В дверях стоял Бруно. Ионея кивком разрешила говорить.
— Гости с Запада размещены со всеми возможными удобствами.
— Хорошо.
Старик переступил с ноги на ногу.
— Что-то еще?
— Прибыли люди, которых я отправлял за господином О'Гирой. Они привезли журналиста, он ждет аудиенции. Пригласить?
Ионея окинула взглядом огромный переговорный зал. Зацепилась за стоящий на столе ящик с экраном.
— Не сюда. Пусть его приведут ко мне в кабинет. Ваше присутствие при нашей беседе с журналистом обязательно, Бруно. И попросите, чтобы в мой кабинет перетащили этот ящик.
8
Город изменился. Он изменился в тот день, когда после проведенного ими обряда упал магический барьер, а на улицы ставшего видимым Витано с Пустоши хлынули любопытные мертвяки и всякого рода нелюди из окрестных деревень. Тогда живое смешалось с мертвым и непонятным. Витано охватили страх и паника, затем ярость. После пришли апатия и временное затишье. Кто-то ушел из города, кто-то пришел. Людей на улицах не прибавилось. Одни все так же работали, другие побросали жилье и ушли за город — к солнцу, свободной земле и натуральному хозяйству. Витано изменился неуловимо, но продолжал жить.
Винни покинул город спустя несколько недель, когда огласили приговор магам, что правили городом до переворота. И хотя на их совести были тысячи жизней и еще несколько, за которые он, Винни Лупо, лично готовился мстить, приговора он не одобрил и остаться не смог. Было в этом что-то глубоко бесчеловечное, жестокое и неправильное. Это на словах просто сказать, что убьешь того, кто отнял жизнь близкого человека. На деле все выходило иначе. Вроде и возможность самому руки не пачкать появилась, но Винни казалось, что, отнимая жизнь пусть даже у самого гнусного негодяя, он сам становился ничем не отличим от него. В самом деле, в чем разница? Ведь смерть убийцы не вернет того, кого он убил. Ограбленный вор не перестанет сам грабить. И изнасилованный насильник лишь озлобится еще сильнее.
Нет, в этом мире было много неправильного, но бороться злом со злом, отвечать насилием на насилие, несправедливостью на несправедливость… Винни много думал об этом в последнее время и все больше утверждался в мысли, что любая месть, любая казнь, любое жесткое наказание не останавливает зло, а лишь плодит его. Убийца повинен в смерти. Но чем виновата мать убийцы? В чем провинился его отец? Братья, сестры, любимая? И кем для них станет палач? Таким же в точности убийцей. А что надо сделать с убийцей?
Нет, так ничего не изменить. Надо разорвать порочную цепь. Найти в себе силы остановиться. Вспомнить, что ты человек. Пусть даже мертвый, но человек. Он помнил об этом, потому покинул город. Попрощался с Дерреком, Наной. С Мессером прощаться не стал — не смог. Ушел тихо, один. Нана потом рассказывала, что мертвый маг сильно переживал. Винни не знал, насколько стоит этому верить, и не хотел об этом думать. Он поселился в лесу. Его теперешнее состояние — не живое, не мертвое — располагало к одиночеству. Простые человеческие потребности заботили его нынче мало. Винни отошел в сторону от людей живых и неживых, построил шалаш и проводил в нем большую часть времени. Иногда выбирался на прогулки по лесу. Ни с кем не общался. Новых знакомых не заводил. Из старых появлялась только Нана. Сперва раз в неделю, а то и реже. Потом чаще. Она приходила, рассказывала новости. Говорила обо всем. О том, как Мессер принимает просителей со всей округи и торопится помочь всем и каждому, о том, как Деррек уговаривает его официально возглавить город. О том, что, хоть все и считают Мессера правителем, он по-прежнему не хочет принимать на себя власть. А вот о том, что между ней и Дерреком отчего-то нет прежних отношений, молчала.
Винни говорил мало. Он вообще в последнее время все больше слушал. Себя, лес, Нану, нечастых случайных прохожих, что натыкались на его шалаш. И он научился не просто слушать, но слышать. К примеру, Нане не нужно было ничего говорить про Деррека, а Винни — спрашивать. Все становилось ясно без слов. И то, о чем девушка-оборотень молчала, и то, о чем она сама даже не догадывалась.
Впереди замаячила толпа. Половину улицы перегородил подиум, на котором стоял стол и пара стульев. Над столом развевалась тряпичная растяжка: «Ты еще не записался в народную армию?» Под этим нехитрым лозунгом сидели двое суровых мужчин в военной форме — наскоро переделанной из формы городской охраны.
— Записываемся, — хрипло орал один из них, с вислыми, как у старой собаки, щеками. — Не проходим мимо! Свобода Витано — наше общее дело. Всех касается.
Другой записывал тех парней и мужчин из толпящихся рядом, кто не выдерживал грубого агитационного натиска. В обмен на автограф выдавал талон на обмундирование и паек.
— Эй, парень! Не проходи мимо! За светлое будущее надо бороться! Записывайся, и лорд Мессер вернет тебе жизнь.
Винни молча вильнул в сторону, перебежал на другую сторону узкой улочки и поспешил к площади.
Город снова неуловимо изменился. Люди, вернее, его обитатели, жили, работали. Занимались делом. И улицы, как и прежде, были не сильно многолюдны. Но появились эти агитационные растяжки. В воздухе великого города чуялось что-то неведомое, напряженное. Будто сам Витано, а не его жители готовился к войне. На площади постаментов с лозунгами обнаружилось целых три. Винни прошмыгнул мимо, юркнул к знакомому зданию и беспрепятственно вошел внутрь. Охраны у дверей не было с того самого дня, как в город вошли мертвые. Мессер никого и ничего не боялся и от людей не прятался. Во всяком случае
