Эта невинная, с первого взгляда, реплика переломила ситуацию. Горстка людей будто взорвалась: загалдела, швыряясь взаимными упреками и выплескивая напряжение. Я тронул пальцами футляр с очками. Захотелось вырваться отсюда и сбежать.
В голове чехардой поскакали мысли. Куртку, кажется, придется оставить. Лишь бы самих отпустили. А то сейчас нас перемолотят и станут жить дальше. Может, как раньше, может иначе — нам-то с Борисом будет уже не важно.
Борис!
Стоявший у меня за плечом, он грубо отодвинул меня в сторону и шагнул вперед, в круг. В руке сверкнул топор.
Сердце пропустило удар.
Братец, да ты спятил…
— Эй ты, фраер, — хрипло сказал Борис, обращаясь к белобрысому Мишке.
Он произнес это тихо, но гомон мгновенно стих. Толпа пришла в движение, расколовшись на части. Кто-то остался на стороне Алексея Ивановича. Кто-то переметнулся к белобрысому. Большая часть народа отпрянула. Кажется, только я и остался на месте. Как истукан.
— Хочешь что-то сказать? — спросил Борис в тишине. — Пойдем, поговорим. А воду мутить не надо.
Мишка смотрел на брата зло. Глазки его стали крохотными и колючими. Он был крупнее Бориса и мог заломать того в два счета. Но Бориса, а не Мишку звали Борзым. А может, дело было в том, что брат уже стал убийцей, а Мишка им пока не был?
— Думаешь, я топора твоего испугался? — спросил белобрысый, но по голосу чувствовалось, что угроза наиграна, а топора он в самом деле боится.
И почувствовал это не только я.
— Всё, хватит, — уверенно сказал Алексей Иванович, осознав, что сегодня смены власти не произойдет. — Поножовщины я не допущу.
— Ничего, Иваныч, — огрызнулся белобрысый. — Они уйдут, а мы с тобой останемся.
— Я еще вернусь, — пообещал Борис.
Алексей Иванович глянул на него с оттенком благодарности. Сказал уже спокойно:
— Миша, займись делом. А вы идите со мной.
Он кивнул мне, Борису и зашагал обратно к синему зданию. Ошметки толпы привычно расступились перед своим вожаком. Сегодня власть не поменялась, но что будет в этом месте завтра?
Я думал, что мы вернемся в кабинет для продолжения разговора. Ошибся.
Алексей Иванович провел нас обратно в торговый зал. Отошел подальше, чтоб не слышали его бойцы на входе, сунул мне фонарик и обронил:
— У вас пятнадцать минут. Берите всё, что нужно. Только не наглейте.
И вышел. Я стоял озадаченный: такого поворота, честно говоря, не ожидал. Борис бесцеремонно выдрал у меня из рук фонарик.
— Чего стоишь? Идем. Пока дают — бери, побьют — беги.
Он двинулся вдоль полок. Я молча поплелся сзади. В отличие от брата, я в темноте почти не ориентировался. А Борис, видимо, бывал здесь раньше, еще до катастрофы. Ну, или ему везло на находки…
Вскоре мы обзавелись еще какой-то одеждой, крепкой обувью, парой рюкзаков и палаткой. Следом пошла всякая полезная мелочевка, потом брата унесло в продовольственные ряды, и я вовсе перестал понимать, что мы тащим.
Фактически я исполнял роль носильщика. Что нужно, что не нужно — брат решал сам. Не советовался, не озвучивал свой выбор. Как обычно. С тем же успехом он мог использовать вместо меня тележку.
Пробежав по рядам, мы вернулись к стене с окнами и выходом. Здесь можно было что-то разглядеть и без фонаря. Брат остановился, велел разложить все, что я тащил, и стал упаковывать рюкзаки.
— Скажи спасибо Мишке, — впервые с того момента, как мы остались одни, заговорил он. — Если б не этот обалдуй, хрен бы мы еще что-то получили.
Я кивнул.
— А Иваныч этот все равно обречен, — добавил Борис, затягивая тесемку рюкзака. — Он мыслит правильно, но делает неверно. Рано или поздно Мишка его сожрет.
— Ты, правда, решил вернуться? — спросил я.
— Дурак, что ли? — искренне удивился брат. — Я под Иваныча не встану. Скорее свою команду соберу. С блэкджеком и шлюхами.
Я поморщился. Брат не заметил. Распрямился, закинул рюкзак на плечи, мне кивнул на второй.
— Бери, идем.
Алексей Иванович ждал нас у входа и поглядывал на небо с таким раздраженным видом, с каким прождавший лишние полчаса глядит на часы.
— Это все, что вам надо?
Борис кивнул.
— Хорошо, — сказал Алексей Иванович. — Я даже смотреть не буду, чего вы там набрали. Забирайте и уходите. Только с одним условием.
Вот оно как. Я потер глаза, все еще щурясь от света. Борис красноречиво фыркнул: мол, говорил же я тебе, что этот хрен просто так ничего не сделает.
— С каким условием? — осторожно спросил я, понимая, что Алексей Иванович ждет риторического вопроса.
Ждет, потому что вопрос этот уже можно считать согласием.
Ждет, потому что, как он сам выразился, его совесть болит за всех.
— Ее зовут Ольга, — сказал Алексей Иванович улыбнувшись.
И стало ясно: болеть совесть стала меньше. На один пункт.
ГЛАВА 5
Трудные пассажиры
На самом деле совести усатого благодетеля стало легче аж на два пункта.
Ольге было лет тридцать, ее дочери — около десяти. Женщина ехала с девчонкой от родителей, проводивших лето на даче, и отключилась в автобусе. Когда пришла в себя, решила, что угодила в аварию. Вытащила дочь из прогнившего салона и едва не попала под раздачу. Неизвестно, что вообразил с перепуга шофер, но Ольге пришлось бежать, чтобы не получить по голове ржавой монтировкой. На шоссе, возле гипермаркета, их с девчонкой перехватил белобрысый Мишка. Отвел к людям, одел, накормил. И, со слов Ольги, положил на нее глаз.
— А у меня муж, — объяснила женщина, когда мы вышли на трассу и терпеливо выслушали ее историю. Легкомысленно пожала плечами и добавила: — Да и какие тут отношения, когда неизвестно что творится.
— Ма, — сердито одернула ее девчонка, поправляя рюкзачок за спиной. — Мишка этот злой. Сама говорила, что злой.
— Злой, — нахмурилась Ольга. И резко сменила тему: — Батя твой дурак, дочь. Он котлет-то пожарить не умеет, а теперь и вообще загнется, если не найдем его.
Ольга была простой, без зауми. Такие остаются серыми в жизни, а когда ситуация выходит из-под контроля, словно бы обнаруживают скрытые резервы.
Такие выживают.
Ольга не была красавицей. Обычная провинциалка, понаехавшая на рубеже тысячелетий в столицу за пристойной жизнью. Практичная, без кукольности и желания понравиться каждому встречному мужчине.
