Я покосился на нее. Русые волосы, выбивающиеся из-под оранжевой банданы, славянское лицо, бледноватое и унылое без косметики, щуплая фигурка под синим комбинезоном.
Наряженная в эти дурацкие шмотки из гипермаркета, женщина напоминала рабочую из какого-то старого советского фильма.
А вот девчонка уже была коренной москвичкой — это чувствовалось в ее поведении и манере держаться. Она бодро вышагивала рядом с матерью — держа за руку, но в любой момент готовая отпустить. Пигалица выглядела так, словно не провела сутки в исковерканном неведомым катаклизмом мире, а только что вышла погулять во двор после школы. Временами, правда, из-под напускной уверенности пробивался детский страх, но менялся при этом только взгляд.
Она не боялась того, что творилось вокруг. То ли еще не успела испугаться, то ли не понимала, что все поменялось. Раз и навсегда.
Мне стало не по себе, и я отвел взгляд от шагающей девчонки.
Было в этой парочке что-то потустороннее. Словно они все еще жили там, в минувшем, за невидимой гранью, преломившей время. Вот, идут вроде бы рядом, разговаривают, а протяни руку и поймаешь воздух, потому что между нами — десятилетия…
Ну и мысли лезут.
Небо затянули облака, но жара не спадала. Ноги невыносимо прели в грубых походных ботинках на высокой подошве. Куртку я скинул и затолкал под клапан рюкзака, оставшись в синтетической безрукавке и камуфляжных штанах. Разношенные джинсы пришлось выбросить: места для лишних вещей у нас не было. А вот мобилу выкидывать не стал, сунул в карман. Может, и глупо, но с этим осколком прошлого расставаться не хотелось.
— Значит, муж в городе, и ты к нему топаешь? — поинтересовался Борис, оценивающе поглядывая на Ольгу.
— Ага, — согласилась та не оборачиваясь. — Он же неумеха, пропадет. Только со мной никто не хотел идти, пока вы не появились. Спасибо.
— Еще заходи, — привычно обронил Борис.
Ольга сбилась с шага, повернулась и удивленно посмотрела на него. Не обиделась, просто не поняла.
— Это у него такая присказка, — пояснил я останавливаясь. — Вместо «пожалуйста».
— А, — кивнула Ольга и зашагала дальше.
Борис задержался, провожая ее взглядом и будто бы что-то прикидывая про себя. Мне это сразу не понравилось. Прекрасно знаю такое оценивающее зырканье, брат еще в детстве так на приглянувшиеся игрушки в «Детском мире» смотрел.
— Ты чего задумал? — осторожно спросил я.
— Научить ее муженька котлеты жарить, — пробормотал он и поскреб рыжую щетину на щеке. — Побриться надо.
— Совсем сбрендил? — уточнил я, чувствуя, как холодок тревоги растекается в груди.
Борис, наконец, удостоил меня взглядом.
— Чего?
— Сбрендил, говорю?
— Меня длинная щетина напрягает. Тебя не?
— Да причем тут щетина! — разозлился я и тут же понизил голос, видя, что Ольга с девчонкой притормозили и ждут нас. — Ты чего так на нее пялишься?
— На кого? На эту колхозницу? — Губы Бориса растянулись в гадкую улыбку. — Меня такой наряд заводит. Представь себе.
Я даже не сразу нашелся, что сказать. В конце концов, выдавил:
— Она же с ребенком.
Борис перестал улыбаться. Наклонился к моему уху и шепнул:
— Ты пойми, брат, мне пофиг, с кем она. Я тридцать лет не трахался.
Меня словно ледяной водой окатили. От хриплого шепота, такого знакомого и одновременно очень далекого и чужого, по спине побежали мурашки. Близость этого человека ощущалась на физиологическом уровне, гипнотизировала, как едва слышимое дыхание хищника, подкравшегося к добыче на расстояние последнего прыжка.
В нас же одна кровь. Он дважды спас мне жизнь. Почему же мне так неуютно от его близости?
Борис хлопнул меня по плечу, заставив поморщиться: волчья царапина еще не зажила. Я машинально отступил на шаг и поправил рюкзак.
— Не напрягайся ты так, — подмигнул Борис.
— Не смей, — тихо начал я. — Есть черта, которую…
— Все будет ништяк, — бесцеремонно перебил он и пошел вперед. Театрально провел рукой перед Ольгой и девчонкой в сторону Москвы: — Добро пожаловать, москвичи и гости столицы.
Мы снова зашагали между ржавыми легковушками. В салоны старались не смотреть, но время от времени взгляд непроизвольно падал на истлевшие останки. Девчонку мать как-то умудрялась вести подальше от машин.
Метрах в ста, примерно с такой же скоростью двигались двое парней — я их давно приметил. Мы не мешали друг другу. Они не оборачивались, мы не стремились их догнать.
Навстречу тоже стали попадаться люди. Я окликнул одну из групп, хотел выяснить, что делается в Москве, но беженцы шарахнулись от нас и затерялись среди машин.
Вдалеке показалась эстакада.
— МКАД уже, — предположил я, помогая Ольге перебраться через завал из рассыпавшихся возле грузовика труб.
— Шустрый больно. Это другая развязка, — осадил меня Борис, подхватывая под мышки взбрыкнувшую девчонку. — Тихо ты, егоза! Как зовут?
— Мария. Можете Машей звать, — серьезно ответила та. Высвободилась из его рук, как только нащупала носками ботинок землю. — Сама могу, не маленькая.
— Дочь, веди себя прилично, — строго сказала Ольга, беря девчонку за руку и с благодарностью кивая Борису.
Я мрачно посмотрел брату в коротко стриженый затылок. Промолчал. Что ему сейчас ни говори — все без толку. Самец.
Сзади донеслось странное урчание, непохожее на звуки природы, к которым мы уже успели привыкнуть. Уркнуло басовито: казалось, что почва вот-вот дрогнет под ногами.
— Что это? — тихо спросила Ольга, обернувшись вслед за крутанувшейся дочерью.
Мы с Борисом уже вглядывались в просветы между застывшими остовами длинномеров и легковушек. В руке брат крепко сжимал топор — и когда только успел выхватить?
— Звук механический, — надевая очки, сказал я. — Может, кто машину на ход поставил?
— Нереально, — покачал головой Борис, продолжая щуриться от вновь выглянувшего солнца. — Все прогнило. Даже если в гараже стояла — покрышки в труху, бензин в мочу, электроника в хлам.
Звук повторился. В той же низкой тональности, но на этот раз урчало дольше.
— Дизель заводят? — выдвинул я следующую версию.
— Не похоже, — отозвался Борис.
Брат хотел добавить что-то еще, но его перебила девчонка:
— Да железяками скребут. Двигают. Как мебель, только железяки.
Борис приподнял брови и глянул на нее сверху вниз.
— А что, может быть, — хмыкнул он под нос. — Отодвигают какую-нибудь тачку с дороги, делов-то. А мы и обоср… — Борис осекся. Видимо, какой-то внутренний тормоз все-таки еще работал. Поправился: — Обознались мы.
— Глупо двигать убитые тачки по дороге, — с сомнением возразил я.
— Мало ли, фен-шуй чей-то нарушила, — пожал плечами Борис, убирая топор за пояс. — Вроде больше не гремит. Двинули.
Я перехватил его взгляд. Вздрогнул. Ни черта брат не верит, что кто-то где-то просто так машины
