— А здесь поговорить нельзя?
— Здесь не самое хорошее место. Конечно, тут никого нет, но сюда приходят с других кругов. И оттуда, — он кивнул в сторону Крымского вала, — и оттуда. — Второй кивок был в сторону Смоленки. — Не со всякими людьми здесь стоит пересекаться. Встречи бывают разными. Небезопасными, в том числе. Идем?
Я покосился на Марту. Та смотрела на меня и явно ждала решения. Мужчины тоже ждали. Мне очень захотелось сказать, что я тороплюсь, и уйти, но Антон умел заинтересовывать. А, кроме того, двое его молчаливых спутников стояли за спиной, и я вовсе не был уверен, что мой отказ не будет воспринят как команда «фас».
— Идем, — согласился я.
Вопреки ожиданиям, на Пречистенку, с которой они вышли, Антон не свернул. Отошел с проезжей части, будто боялся, что его задавят, и двинул вперед по Смоленскому бульвару. Что ж, тем лучше: по пути.
Говорить он начал сразу, и говорил явно для меня. Марта поняла это довольно быстро и, одарив бородатого небрежным взглядом, отстала. Вскоре сзади послышался ее голосок, а еще через некоторое время, к моему удивлению, с ней заговорили молчаливые парни Антона. В смысл их беседы я не вслушивался — то, что говорил сам Антон, было интересней.
— Здесь пустой круг, — рассказывал он. — Но в домах многое сохранилось. Вещи, не люди. Люди, на счастье, этого еще не поняли. Когда поймут, начнут мародерствовать. Тогда нужно будет либо серьезно озадачиться безопасностью, либо придется уходить.
— И ты решил здесь закрепиться, пока никого нет?
— Напротив, — покачал головой Антон. — Я предпочитаю отсюда уйти. Если б я был обычным человеком, разумно было бы пустить корни.
— А ты необычный человек?
Реплика показалась странной. В лучшем случае, этот тип страдал манией величия, в худшем… Худший вариант в легкой версии я уже наблюдал. Наверное, сумасшествие в свихнувшимся мире — норма, но я все еще жил другими нормами.
— Они называют меня Просветленным. В этом есть доля правды, — спокойно отозвался Антон. — У меня другой путь. Дорога. Просто, прежде чем отправляться в путешествие, надо набрать сил и подготовиться. Потому мы здесь.
— И к чему ты готовишься?
— Не волнуйся, — мягко, понимающе улыбнулся он, — никаких крестовых походов. Просто немного истины для тех, кто ее не знает. Это миссия.
— То есть ты мессия, а это, — я кивнул назад, — твои апостолы? Который из них Иуда?
— Надеюсь, обойдется без этого. — Он оглянулся, спокойно закончил: — Зато вакансия Магдалины пока свободна.
— Забудь, — отрезал я.
Он снова понимающе улыбнулся. Такой мягкой, светлой улыбкой. В нем было слишком много понимания и света. Так много, что рядом с ним любой бы показался моральным уродом. А дальше вилка: или смирено идти к нему в ученики, осознав свою ничтожность, или дальше жить ничтожеством.
При этом он не морализаторствовал и не пытался навязать свою истину. Он ее даже предлагать не торопился. Просто говорил, что знает. И говорил так уверенно и спокойно, что ему хотелось верить. Если передо мной и не пророк, то, в любом случае, очень сильный, очень мягкий, очень светлый человек. Ощущение было удивительным.
И все же что-то меня тревожило. Или я просто привык ждать подвоха от каждого куста?
— И что ты готов дать людям? Ради чего поход?
— Немного знаний. О кругах. О жизни, о смерти.
Антон не заметил колкости. Вернее заметил, конечно — он все замечал, — но не обратил внимания. Я пытался поддеть его, скорее, по инерции, из-за какого-то глупого, упрямого недоверия. Это он, кажется, тоже понимал. И закрывал глаза.
— О смерти — это любопытно, — против желания сказал я, чувствуя, что вообще-то пора угомониться. — Марта вот считает, что мы все умерли. Так что все это, — я обвел рукой вокруг себя, — выходит, круги ада.
Просветленный улыбался.
— Круги ада — глупая придумка одного фантазера. Человечество ничего не знает о смерти. И до сна ничего об этом не знало. Забытое знание. У нас даже объективного медицинского определения для этого нет.
— Как это, — усмехнулся я, чувствуя, что подловил Просветленного легко и непринужденно. — Сердце останавливается, кровь перестает циркулировать.
— И что? В Тибете умеют это делать усилием воли. Что еще? Прекращение деления клетки? На трупах какое-то время продолжают расти ногти и волосы.
— Прекращение деятельности мозга, — догнала Марта. Оказывается, девчонка давно уже перестала болтать и слушала нас.
— Энцефалограмма мозга шамана в состоянии транса кардинально отличается от энцефалограммы мозга живого человека, — невозмутимо отозвался Антон. — Мы ничего не знаем о смерти и боимся ее. Почему?
— Смерть это всегда потеря. Боль.
— А жизнь разве не полна потерь и боли? Ее мы не боимся.
— Это всё слова, — покачал я головой.
— Вообще всё — слова. Только одни мы принимаем на веру, а другие нет. У всех народов есть мифы и сказки о воскрешении мертвых. Помимо определения «живой» и «мертвый», есть еще определение «не- мертвый».
— Хочешь сказать, что ты можешь воскрешать мертвецов?
— А чего их воскрешать? — улыбнулся Антон. — Погляди по сторонам. Вокруг ходят люди, возродившиеся к жизни. Мы уже воскресли.
— Это высокие материи, — отмахнулся я. — Где факты?
— Будут и факты, — пообещал Антон и свернул направо.
По переулку мы прошли всего один дом и снова свернули, на этот раз во двор. Углубляться не стали. Если на Садовом сохранился более-менее цивилизованный вид, то здесь, где и до анабиоза густо росли деревья, сейчас были настоящие джунгли.
Нас ждали. Пятеро. Не таких крепких, как те, что сопровождали Антона, но и доходяг здесь не было. И ни одной женщины.
Мужчины поднялись нам навстречу. Я внутренне напрягся — вероятно, это отразилось и на лице. Во всяком случае, Антон снова растянул губы в понимающей усмешке.
— Здесь не причинят зла. Вы голодны?
Я запнулся. Последний раз я ел черт знает когда. Привалов мы не делали, хотя в рюкзаке был паек, презентованный шашлычником. Жрать хотелось зверски.
— И чем мы обязаны за такую щедрость?
— Ничем. Просто, если вы голодны, вас накормят. Вы ничего не должны, успокойся. Ни мне, ни им. Ни ты, ни она.
Кажется, он говорил искренне, но мне что-то по-прежнему не нравилось.
— Спасибо, — вежливо ответил я. — Я не голоден.
— А я бы похавала, — подала голос Марта.
Антон кивнул. Прежде чем я успел что-то сказать, Марту окружили люди Просветленного и потащили в сторону, где горел костерок. Семь мужиков уводили одну глупую девчонку.
— Пойдем, поговорим, — предложил Антон.
Я посмотрел на Марту, что весело щебетала с одним из парней, пока другой колдовал у костра. Кажется, девчонка освоилась. Только бы не вышло беды.
— Не переживай, — снова будто заглянул в мои мысли Антон. — Ее никто не тронет. И ей не
