– То есть, – медленно произнесла я, – Костика и Бероева убили из китайской снайперской винтовки, которая
– Именно. В каждом случае – только один выстрел, и это – работа профессионала.
Сигнал тревоги прозвучал около четырех утра, но Денис даже не пошевелился: предыдущий день, несмотря на увольнение, вымотал его так, что, казалось, он не сможет почувствовать себя отдохнувшим раньше чем через неделю. После спасения Одина Руденчик учинил Денису форменный допрос. Он хотел знать, откуда у солдата столь глубокие познания в медицине. Врать, что он научился всему на родительской ферме, не имело смысла: по бумагам, Денис призывался из Питера, и сведения о нем, за исключением возраста, почти полностью соответствовали действительности – Лицкявичус решил, что так будет легче – не придется постоянно изворачиваться. Пришлось сказать, что он учился в ветеринарном институте, но был отчислен со второго курса – потому и в документах информация об этом отсутствовала. Затем Руденчик пожелал узнать, за что Дениса отчислили… Получасовая беседа с капитаном отняла у него полжизни, и он только и мечтал о том, как бы поскорее добраться до койки. Да еще и мысль о неожиданной встрече с Ожеговым не давала покоя: что же все-таки он делал в компании того китайца?
Денис почувствовал, как трясется его койка, вибрируя всеми своими железными составляющими. Подняв голову, он увидел спину сержанта Строева, идущего по рядам и методично стучащего бейсбольной битой по ножкам кроватей. Шум стоял такой, что едва не заглушал сирену. Делать нечего, пришлось подниматься. Когда Строев повернулся, Денис заметил, что что-то неладно. Руденчик уже прохаживался по коридору. Остатки сна мигом слетели с заспанных лиц при виде сосредоточенного выражения на его лице.
– Подразделение, смир-р-р-на!! – заорал Строев.
– Вольно, бойцы! – рявкнул капитан. – Это – не учебная тревога, как вы, возможно, подумали, а самая что ни на есть боевая: поступили сведения о нарушении границы в нашем районе. Отряд подполковника Крыласова уже на пути туда, но нам требуется нечто получше, чем наглые, самонадеянные, вооруженные до зубов мужики, считающие себя профессиональными военными, нам нужны ваши
В голове у Дениса прояснилось: выброс адреналина заставил его организм приободриться. За время пребывания на заставе ничего подобного еще не случалось, поэтому ему не терпелось принять участие в погоне.
– А ты говорил, что только рыбаки воду мутят! – бросил он сержанту, выводящему своего Трезора из соседнего вольера. – Похоже, в этот раз дело серьезнее?
– Черт его знает! – сквозь зубы процедил Строев.
Трусцой, ведя собак на поводках, парни присоединились к остальным.
Я проснулась от воя сирены. Не знаю, какое чувство было во мне сильнее – досада или все-таки страх – шутка ли, сигнал тревоги? С другой стороны, учебная тревога звучала здесь довольно часто, хотя ночью – еще ни разу: может, Акиньшин счел это упущением и решил поднять на ноги всех, кто не умер от усталости до отбоя!
Набросив халат, я выскочила на улицу и тут же ощутила ужасный холод. Градусник, закрепленный на крыльце, показывал семнадцать градусов, но тапки мигом намокли от росы, да и влажный туман, висевший в воздухе, не добавлял тепла.
– Вот, накинь-ка, – услышала я заботливый голос, и мне на плечи легло что-то мягкое. Повернув голову, я увидела Людмилу Акиньшину.
– Что все это значит? – спросила я, поплотнее закутываясь в ее плед.
– Черт его знает! – покачала она головой.
– Значит, это не твой муж?
– Акиньшин-то? Да бог с тобой, он десятый сон видел, когда эта дура заорала! – сказала она, под «дурой» подразумевая сирену.
– Значит, и в самом деле нарушитель? – пробормотала я, чувствуя, как мурашки ползут по позвоночнику. Конечно, тот факт, что я нахожусь в компании вооруженных мужчин в форме, добавлял уверенности и чувства безопасности, однако сама мысль о том, что где-то под боком бродит враг, тоже не без оружия, заставляла содрогнуться. Именно так и начинаются войны – с сигнала тревоги, а потом гибнут миллионы!
– Кинологическое подразделение выдвинулось, – констатировала Людмила, вглядываясь в полутьму. – Слышишь?
Я и в самом деле различила отдаленный собачий лай. Значит, и Денис там!
– Это опасно? – задала я глупый вопрос.
– Не думаю, – успокоила меня Людмила. – Скорее всего, рыбаки опять лихачат. Через полчасика ребята их притащат. Правда, возни будет… Ох как мой Акиньшин возни не любит!
Я украдкой посмотрела на собеседницу. Со времени моего приезда мы сблизились с женой начальника заставы. Она отличалась веселым нравом, и именно этот нрав не давал ей покоя: Людмила повсюду искала развлечений. К несчастью, на заставе их – раз-два и обчелся, поэтому надо отдать должное ее изобретательности. Ее изобретательность располагалась где-то в районе передней нижней части туловища, и я не переставала удивляться, как Люда умудряется крутить романы сразу с несколькими офицерами под самым носом у мужа и ни разу не попасться! Союз Акиньшиных казался мне чем-то из ряда вон выходящим – ну, хотя бы потому, что Людмиле еще нет и сорока, а Акиньшину сильно за пятьдесят! Невысокая, крепко сбитая, невероятно аппетитная и женственная, с большой грудью и светлой шапкой подстриженных по последней моде волос, любящая красивые наряды, Людмила Акиньшина не принадлежала к грубому миру военных. Она походила на райскую птицу, нечаянно залетевшую на заставу и запутавшуюся в металлической проволоке заграждения. Почему она не оставит своего полковника? Видит бог, подходящих кандидатов в мужья здесь море! Может, дело в предстоящем повышении Акиньшина, на которое все надеются, и в первую очередь он сам? Я узнала, что Людмила вышла за него недавно. До этого полковник долгое время оставался вдовцом, а вот личная жизнь его новой жены до свадьбы так и осталась тайной за семью печатями. Трудно предположить, что Людмила могла долгое время продержаться без мужчины – ее непомерная любовь к противоположному полу слишком очевидна. Тем не менее, несмотря на разговорчивость и дружелюбие, она ни разу не заговорила со мной о своем прошлом. Создавалось впечатление, что она начала жизнь только тогда, когда вышла за Акиньшина!
– Да не волнуйся ты так! – поймав мой задумчивый взгляд, сказала Людмила, приобнимая меня за плечи. – Поначалу это пугает, но потом привыкаешь.
– К такому невозможно привыкнуть! – воскликнула я, хоть и понимала, что она совершенно права. Судя по рассказам Андрея, большую часть сознательной жизни проведшего в горячих точках, человек привыкает ко всему, даже к опасности. «И вот тогда-то, – говорил он, – ты теряешь бдительность и, если не повезет, умираешь, не успев понять, что же все-таки случилось!»
– Изюбрь их найдет, – убежденно произнесла Людмила, глядя вдаль – туда, куда удалилось кинологическое подразделение. – Он всегда
Вспомнив, что с Денисом и в самом деле находится Руденчик, я немного расслабилась. Этот человек мне не нравился, более того, он меня пугал – своим колючим взглядом, вечно недовольной миной и суровым нравом, но его репутация позволяла верить в то, что с ним у солдат больше шансов выйти из передряги невредимыми. Кстати, судя по скудной информации, почерпнутой из различных источников, именно Изюбрь одним из первых оказался на месте гибели Макарова и Бероева. Совпадение? Вчерашний разговор с Леонидом Кадреску заставил меня задуматься. Похоже, я не просто так волновалась, что дело тут нечисто, только вот по зубам ли мне эта застава?
– Они, что, стреляют?! – недоверчиво произнес Строев, вытаращив глаза на Дениса. Сержант, Синица и он сам оказались отрезанными от остальной части подразделения, когда Руденчик приказал обойти нарушителей. Они расположились на одном из островков, откуда до границы – рукой подать. В тумане, ватной пеленой плывущем над рекой, трудно было что-либо разглядеть, но, судя по следам, в которых Строев с Изюбрем разбирались, как настоящие индейские скауты, бежали как минимум
