заносит пыль и грязь в разбитые окна, поздними вечерами собираются подростки, хорошо поставленным голосом рассказывала толстушка. Наверняка, не в первый раз. Живописная картины вырисовывалась, ничего не скажешь.
Никому ничего не давать до конца года, сказал Неверский на прошлой планерке. Никому! Сейчас, перед праздниками пойдут косяками делегации просителей. Все просят и просят. Как будто у нас не работающее предприятие, а благотворительное общество. Дай и все. А откуда взять? Денежки заработать надо. А с заработанного еще налоги заплатить. И отчисления в пенсионный фонд. Не говоря уж о крупных взносах в фонд предстоящих выборов. Неверский очень хотел стать депутатом.
Павел тогда с ним мысленно согласился. Руки, ноги, голова есть — иди и работай. Каждый — за исключением детей и глубоких стариков, — каждый должен, и может, сам зарабатывать. Дворником, почтальоном, разносчиком газет, если специальности нет. О специалистах и говорить нечего, было бы желание, всегда что-нибудь найдется. Но нет, вместо того, чтобы действовать, идут клянчить у тех, кто по их убеждению, имеет деньги. Идут, унижаются и даже не подозревают, что способны не меньшие деньги заработать, стоит только как следует пошевелить мозгами. А может быть, даже и большие, важно захотеть. Так же он думал тогда, так думал и сейчас, глядя на свои сцепленные руки, лежащие на последней, еще не упрятанной в шкаф папке, и делая вид, что слушает эмоциональный рассказ толстой круглолицей тетки. Она очень старалась. Готовилась, наверное, пока в приемной сидела. Хотела передать ему свое возмущение равнодушием властей, хотела заразить своей горячностью, привлечь его к ответу за разрушаемое временем здание, отклика хотела, но ее речь вызывала только нарастающее чувство недовольства и даже какой-то неловкости за посетителей. Умные же люди. И, наверное, не ленивые. Сюда, вот, не поленились прийти. А сесть, подумать и принять правильное решение почему-то не в силах. Женщина внезапно замолкла, видимо, закончила свою обвинительно — просительную речь. И что ей ответить? Повисло молчание.
— Мы знаем, что вы помогли больнице в «Красном Луче» приобрести медицинскую аппаратуру, — кашлянув, сказал, наконец, мужчина.
Павел кивнул.
— Да, помогли, поскольку занимаемся выпуском этих аппаратов.
— В газете писали, что вы и на ремонт школы дали денег, — сердито добавила толстушка.
Что взять с этих газетчиков! Лезут во все щели. Освещают, видите ли, события и факты. Павел вздохнул. Не будешь же объяснять, что эта школа находится в том самом районе, от которого Неверский и собирается баллотироваться в депутаты.
— Разумеется, — начал он, осторожно подбирая слова и строя из них официальные, округлые фразы, — мы оказываем некоторую финансовую помощь. Но сейчас предприятие само испытывает финансовые трудности, конец года. Боюсь, что сейчас мы не в состоянии вам помочь, — закончил он. — Впрочем, если хотите, можете обратиться к генеральному директору. Секретарь запишет вас на прием.
Кажется, он выполнил то, о чем просил Неверский — отказал. А дальше пусть Неверский сам разбирается, не его, простого инженера, это дело. У каждого свои функции.
— Павел… Петрович, — Стеша подняла на него глаза. — Я, конечно, понимаю, что не все в ваших силах, но…
Не дай Бог, сейчас начнет вспоминать молодость. Этого нельзя было допустить.
— Вы действительно все правильно понимаете, — прервал он и решительно поднялся, давая понять, что прием окончен. — Если бы я мог помочь, я сделал бы все, что только в моих силах.
Толстушка, учитель и Стеша тоже встали. С глубоко разочарованными лицами. А что вы хотели? Чтобы он раздавал деньги, которых у него нет? А если бы и были — все равно бы не дал. Подачки лишают человека инициативы и развращают.
— Можно дать вам совет? — поинтересовался он, когда делегация была уже у самой двери.
Все трое разом обернулись — с надеждой. Может быть, он передумал? Или подскажет, куда еще пойти?
— Почему бы вам самим не заработать на этот ремонт?
Глаза тетки с кудряшками вспыхнули негодованием. Он, что, издевается? Как можно заработать в деревне такие деньги?
— У нас полсела безработных, — враждебно ответила она. — Люди сейчас вообще выживают только благодаря личному хозяйству.
Он не обратил внимания на ее злость.
— Устраивайте дискотеки, вечера, свадьбы, наконец. Откройте ларек какой-нибудь по продаже игрушек, или книг. Турбюро какое-нибудь организуйте, зеленый туризм сейчас популярен.
— Легко говорить, — вздохнула Стеша.
Легко отговариваться, с раздражением подумал он, да на диване пузом кверху лежать. В любое действие всегда надо вкладывать энергию. Голод и страх — вот главные двигатели прогресса. Значит, пока еще есть резервы, еще не припекло…
Закрыв за просителями дверь, разозлился на них еще больше — за то, что внезапно почувствовал себя без вины виноватым. В самом деле, помочь было можно, не так уж много они просили. Неверский, наверное, мог бы дать немного денег. Пусть к Неверскому на прием запишутся. С какой стати он должен думать об их Доме Культуры? Почему это у него должна об этом голова болеть? Пусть сами думают, где денег раздобыть. Пусть сами, в конце концов, побелят его и покрасят. В селе, что ли, мужиков нет, чтобы сделать ремонт? И потом, если только и умеют, что попрошайничать, то почему именно сюда явились черт знает откуда, когда у них свое, непосредственное, начальство под боком? По должности своей, кстати, обязанное такие вот проблемы решать…
Ну, лично Стеше, может быть, и дал бы он денег, если бы имел право ими распоряжаться. В память о том, что в детстве вместе во дворе в прятки и догонялки играли, потом, подростками, в карты.
А ведь какое хорошее время было, подумал вдруг. Беззаботное, легкое, доброе. Летом всей компанией засиживались допоздна в старой беседке, что стояла в кустах сирени за домом. Болтали, обсуждали что-то, строили планы. Играли в фантики. Кто-то с кем-то целовался, и все радостно ржали. Стеша, правда, в эти игры не играла. Она, чем старше становилась, тем реже выходила во двор. Некогда было. Мечтала стать певицей, в музыкальную школу бегала, и к репетитору по музыке. Прямо наполеоновские планы строила. Вначале культпросвет училище закончит, потом институт культуры, или даже консерваторию. Так что всем потенциальным дворовым женихам от ворот поворот.
Жизнь все расставила по своим местам. Он, конечно, тоже больших высот не достиг, но и Стеша певицей не стала. После культпросвета поехала по распределению в сельский Дом культуры отрабатывать положенные тогда три года, да так и застряла в той деревне на всю оставшуюся жизнь. И замуж не вышла. Похоже, и в сельской местности ей никто не подошел. А может быть, она местным женихам не нравилась. В деревне больше крепких баб любят, на которых ездить можно, а она как тростинка. И гордая, к тому же, не подступись. Таких парни опасаются, стороной обходят.
Вторая мысль была неприятной. Что Стеша расскажет своим родителям, каким тупоголовым функционером он стал. Всего за каких-то пару-тройку месяцев работы на новом месте. Они-то его всегда выручали. Да и со Стешкой, как-никак, друзья детства.
Он даже за ней даже ухаживать пытался. Безуспешно. Впрочем, как и все остальные. Как сейчас помнит он беседку, увитую плющом, и как он полез целоваться, а она отстранилась. Сказала, что-то вроде того, что детство прошло, и все, что было в нем, не считается, что они разного поля ягоды, пусть и выросли в одном подъезде. Когда он отказался с Васькой — из-за какой-то ерунды — драться, размазней обозвала, а когда, уже после школы, позвал ее фильм о разведчиках смотреть, сказала, что ей с ним скучно. Что он хотя и студент, а говорить с ним не о чем — книг не читает, и фильмы только о войне любит. Недалекий, подразумевалось, он человек. А в вашем «культпросвете» все умные или ты одна такая? — обиделся он тогда. Впрочем, обида быстро прошла — не умел долго сердиться. К тому же, красивых девушек было предостаточно и в университете. К третьему курсу, когда юношеские прыщи начали покидать его лицо и тело, он как-то немного осмелел в отношениях с девушками. А женился на однокурснице, на Ленке Иванцовой. Сам не понял, как это случилось. Скорее всего, потому что перед распределением все вокруг вдруг начали срочно жениться, вот и его эта волна зацепила. Попал как кур во щи… Быстро понял, что
