Он тут же завелся, ярость разлилась по лицу красной волной, и сжал свои здоровенные кулаки.
Я не мог сдержать себя. Честное слово, я не хотел, я не собирался нарушать правила, но его кулак приближался к моему лицу как брошенный с размаху камень, и в следующую секунду я уже стоял в облаке пыли в расщелине, рядом с залитым краской валуном посреди Пустыря.
Я только что нарушил правила номер один и номер два (не прыгать возле дома и не прыгать у кого-то на виду), и может быть, даже правило номер четыре (не прыгать, если я не должен, а также если меня не пытаются захватить в плен или убить).
Похоже, я страшно влип.
Короче, мне пришлось соврать.
Я прыгнул обратно в школу, но не в само здание, а в укрытие между лестницей и оградой, где иногда ждал перед занятиями карате, когда прозвенит последний звонок с уроков. Мне нравилось сидеть там, никем не видимым, и наблюдать за детьми — как они бегают, как их встречают родители и как они играют на площадке.
Я проводил взглядом Полли, который брел странной походкой, постоянно оборачивался и таращился на школу. Я выдохнул. Он выглядел вполне сносно. Больше всего я боялся того, что Полли забежит следом за мной в телепорт, прежде чем тот исчезнет.
До моего дома всего пять минут пешком. Я одолел путь за две.
— Как прошло занятие? — спросила мама, когда я протопал вверх по лестнице на кухню, и посмотрела на часы. — Ты что, бежал?
— М-м да… Пить хочу!
Я засунул голову в холодильник, чувствуя, как горят мои уши. Я
Я вынырнул из холодильника с бутылкой «Гаторейда». Мама уже достала стакан из посудомоечной машины. Она легонько обняла меня за плечи и поставила стакан на кухонный стол.
— На ужин будет пирог со свининой. Ты хочешь с картошкой или рисом?
— С рисом.
— Брокколи или зеленые бобы?
Я скорчил гримасу.
— Если уж так надо, пусть будет брокколи.
Она засмеялась:
— Зато потом — десерт!
Я кивнул и направился было в свою комнату, но она ухватила меня за шкирку.
— Ты в порядке? — и приложила ладонь к моему лбу.
— Что такое?
— Ты даже не спросил, какой десерт. Мне кажется, ты тяжело болен. Возможно, это смертельный недуг, предположим, лихорадка Эбола.
— Ха-ха. Ладно, ну и какой десерт?
— Малиновый торт.
Я сказал: «Превосходно!» — чтобы сделать ей приятное, на самом деле мысль о еде заставляла мои кишки свернуться в тугой узел.
— Знаешь, я пойду, пожалуй, решу задачку-другую по математике, ладно?
Она в притворном ужасе шарахнулась от меня.
— Еще это может быть бубонная чума! Но давай лучше не будем спрашивать «почему». Скоро все разъяснится. А еще может быть, это помутнение рассудка, правда временное. Не будем обращать на это внимание.
Пока я шел к себе в комнату, слышал, как она развивала тему:
— А может, он еще сделает упражнение по астрономии или выучит параграф по истории, или напишет одно-два эссе по французскому? Если бы только нам удалось обнаружить этот вирус под названием «пойду-ка-делать-домашнее-задание», был бы шанс разбогатеть. Мамаши по всему миру пресмыкались бы у моих ног. Осмелюсь даже предположить — не исключено, что меня вообще причислили бы к лику святых! А что? Вполне возможно…
Я с грохотом захлопнул дверь своей комнаты.
Полли никогда в жизни не проболтается. Да и что он мог бы сказать? Он их тех мальчиков, которые не любят выглядеть дураками, возможно потому, что и на самом деле не очень умны. Настолько ли он глуп, чтобы растрепать об этой истории? Если бы он просто сказал, что я дал деру, как маленький, я бы не возражал. Мне все равно.
Довольно долго, усевшись за уроки, я зависал над длиннющим примером на деление. По большому счету, математику я любил. Там или получается, или нет. И никаких подводных камней. Но каждый раз, когда отвлекался от решения задач, я вновь принимался думать о Полли и моем прыжке. Даже рисование, мое обычное спасение, на сей раз не действовало.
Короче, я сделал
За ужином мама и папа беседовали о предстоящей деловой поездке, так что мне не пришлось много разговаривать. Я знал, что откажись я от еды, они уж точно начали бы что-то подозревать. Съел сколько мог, но еда легла свинцовой тяжестью в мой желудок.
— О чем ты задумался, Грифф?
— Что? Ой, да ни о чем, пап!
— Ты на стенку таращился минут пять. Не увидел на ней никакой таинственной руки, надеюсь?
Папа иногда бывает странноват.
— Да нет, я о примере задумался, трудно было решить. И еще о сегодняшнем карате. И как мы играли в пейнтбол в пустыне. — Все это — правда. И все ложь.
Он кивнул. Оба смотрели на меня, и казалось, будто слова правды проступают у меня на лбу. Я чувствовал, как начинают гореть уши. Не могу понять, почему неприятные ситуации так бесконечно длятся…
И тут я вспомнил самый лучший способ отвлечь родительское внимание — задать вопрос. Он может касаться математики или персонажей «Маленького принца» Экзюпери, подойдет любой. Вопрос должен занять родителей, отвлекая от неудобной для меня темы, которую они вот-вот собирались обсудить. Недостаток у этого способа только один: отвлекались они уж очень надолго.
— Что ты имеешь в виду?
— Ну, как десять поделить на три? Знаю-знаю, ответом будет: три, запятая, три, три, три, три, три, три, три, и так далее. И так до бесконечности. Но откуда это известно? Может, в какой-то момент там появится два? Или четыре? Это называется рациональным числом, но, на самом-то деле, что здесь рационального?
Мама достала блокнот, папа откопал старый учебник, и к тому моменту, как я через полтора часа вышел из комнаты, они все еще продолжали доказывать друг другу, что это действительно функция десятичной системы исчисления.
— Да, если разделить десять на три, получится…
Я захлопнул дверь комнаты и рухнул лицом вниз на кровать. Надо было им сказать. Но мне так не хотелось снова переезжать.
Было еще рано, но я разделся и постарался забыться в чтении, рисовании, даже математике. Потом без напоминания почистил зубы, вызвав еще больше комментариев с маминой стороны. Она зашла поцеловать меня перед сном. Папа, стоя на пороге комнаты, сказал:
— Спокойной ночи, Грифф.
Мама спросила:
— Хочешь, чтобы дверь была закрыта?
— Да.
— Спокойной ночи, милый.
