Пусть через наших Штирлицев затребует содержание подобных инструкций. Мы тоже будем принимать меры.
Через восемь дней, когда я еще не начала нервничать, но уже стала ерзать, в лагерь вернулась первая группа. Если коротко сформулировать результат, то: взорвано три автомобильных моста, ликвидировано два патруля и одна небольшая колонна. С собой привезли три мотоцикла с колясками и пулеметами с БК. И привели с собой еще двух новеньких, которых сразу направили по этапу, то есть сначала к врачу, а потом к Кондрашову. Также доложили о созданной промежуточной точке, достаточной для проживания пяти человек с перспективами развития до двадцати человек. Сдали пятнадцать солдатских книжек. Так как потерь у них не было, а потраченные боеприпасы практически полностью компенсированы захваченными трофеями, то я засчитала выход как успешный. За последующие два дня вернулись еще восемь групп. К общему счету прибавились взорванный железнодорожный мост, три сожженных склада с продовольствием, предназначенным для отправки в Германию. Обстрел пяти колонн, находящихся на марше. Отбитая у конвоя колонна военнопленных, которых немцы использовали на погрузочно-разгрузочных работах. Потери (увы) двух групп, действовавших совместно, составили шесть человек убитыми, причем, что меня особенно огорчило, двое были из моего первого отряда, и восемь ранеными. Оказалось, что во время налета на колонну военнопленных неожиданно к немцам подошло подкрепление. Задним умом мои бойцы потом уже поняли, что налет на колонну был плохо подготовлен, что в нашем отряде не принято. Они не успели как следует осмотреться, а в километре двигался немецкий батальон, который с ходу вмешался. Так что диверсантам пришлось скорым ходом убегать в росший рядом лес и там еще около суток петлять, сбивая преследователей со следа. Из-за этого и военнопленных привели очень мало – всего четырнадцать человек. А в колонне было более ста человек. Командиру этого сводного отряда я высказала все, что о нем думаю, да парень и сам ходил как в воду опущенный. Наверное, на следующие пару рейдов я его командиром не поставлю.
К концу второй недели вернулись все, кроме группы Витальева. О ней не было ни слуху ни духу. От кого-кого, но от Витальева, лучшего нашего разведчика, я этого никак не ожидала. Из трофеев, кроме стрелкового оружия и боеприпасов, которых у нас и так уже было с солидным избытком, в наше хозяйство поступили полевые телефоны с бухтами проводов общей длиной более километра. Я этому очень обрадовалась, так как теперь мы могли даже в условиях плохой видимости координировать наши действия. Обо всем было доложено наверх и получено полное одобрение всех акций, проведенных отрядом «Песец», с обещанием наград для особо отличившихся. Кроме того, мне было дано разрешение на поиск группы Витальева. Мы с Остапенко уже закончили формирование группы поиска и намечали этапы проверки, когда после очередного сеанса связи радист вернулся с хорошими новостями. Оказывается, группа Витальева натолкнулась (или на нее натолкнулся – как это было точно, я из текста радиограммы не поняла) на реальный «самостийный» партизанский отряд «Смерть фашистам», организованный местными жителями из Орши. К сожалению, рации у того отряда не было – вот поэтому сообщение о встрече так задержалось в пути. Но теперь мы успокоились и через Москву стали договариваться о контакте с этим отрядом. Насколько я поняла, партизаны были в таком контакте крайне заинтересованы, потому что у них не только были проблемы с оружием и боеприпасами, но и не было опытных людей, которые могли бы грамотно руководить отрядом. Москва обещала прислать им грамотного командира, а все остальное должны были передать им мы. Единственно, с чем у данного отряда партизан было хорошо, – так это с продовольствием. Ясное дело, когда в отряде все местные, то они хорошо знают, что где лежит и как до этого всего добраться.
Как ни было жалко расставаться, но я решила, что лучше Витальева никто с работой в том отряде не справится, поэтому, снаряжая «высокое посольство», просила передать ему приказ остаться в отряде вместе со всей своей группой. Что касается оружия, то мы дружно решили отдавать только стрелковое оружие. Обе «Дашки»[36] и минометы могут эффективно использовать только профессионалы и только при крупных налетах, поэтому их мы никому отдавать не будем. Зато пулеметами, как нашими ДП, так и немецкими MG-34, мы могли поделиться в нужном количестве, присовокупив к ним достаточное количество боеприпасов. И, само собой, винтовки, мины, гранаты и взрывчатка. Этого добра у нас навалом. Поэтому вместо поискового отряда мы организовали отряд, который в одну сторону должен будет доставить оружие, а обратно привезти продукты и кое-какие хозяйственные материалы для изготовления различных сувениров для немцев. Единственно, что напрягало, – это расстояние. Подготовленная группа должна будет преодолеть около сотни километров. Если бы не груз, то дней за пять группа вполне могла пройти это расстояние, не сильно напрягаясь: в темное время суток идем, днем отсыпаемся. Но нужно доставить большой груз, значит, грузовики. Грузовики едут быстро, но ночью на них точно двигаться нельзя: их слышно и, кроме того, по ночам немцы не ездят. Значит, двигаться надо днем. Пришлось Остапенко крепко заняться сопроводительной документацией, причем сразу в обе стороны, то есть туда бумагу на оружие, а обратно – на продовольствие. Что он там соорудил – не знаю, но лейтенант уверил меня, что должно сойти. Мне пришлось поверить ему на слово – в конце концов, он профессиональный разведчик, а не я. Правда, по дороге обратно я разрешила нашим ребятам «пошалить», заявив, что десяток-другой немецких солдатских и офицерских книжек лишними не будут.
Перед отправлением Остапенко составил мне правильные тексты на немецком для гробиков. Эта идея ему так понравилась, что один полностью оформленный гробик он захватил с собой. Сказал, что покажет его в том отряде, а потом употребит по назначению. И вот мы с Ерохиным остались, а наш разведчик снова в пути. Пора планировать новые акции. Численность отряда практически не изменилась. Да, одна группа отдана в другой отряд, зато к нам присоединились бойцы-окруженцы и несколько бывших военнопленных. Сейчас небольшой курс реабилитации, проверка знаний, умений и навыков, небольшой тренаж и в бой. И еще. Мы уже достаточно освоили данное место, теперь можно перебираться к нашей реальной базе, назначенной еще в Москве. А тут оставим небольшой отряд для пощипывания немцев. Вполне возможно, что через некоторое время этот отряд тоже присоединится к нам, оставив здесь базу, на которой в случае чего можно будет отдышаться и подкормиться.
Глава 33
Я регулярно по ходу дела общалась с Кондрашовым, но он как-то подувял. В определенной степени я его понимала. У бойцов практически нет внешних контактов. А внутри лагеря все на виду, поэтому враг, если он есть, должен на время затаиться. Вот и не может наш особист ничем похвастаться. Я его не тереблю и не укоряю, но и утешать не собираюсь, а то вдруг перестанет мышей ловить. Единственное, на что за последние дни обратил внимание наш контрразведчик, так это на то, что упоминавшийся сапер почему-то заинтересовался моим рекламным текстом на гробике. Я согласилась, что это действительно немного странно, но ничего угрожающего в этом факте не увидела. Интересуется, ну и пусть. Я своего авторства не скрываю, а, наоборот, горжусь. Я бы и подпись свою поставила, да еще с копирайтом, только побоялась, что меня не так поймут.
Потом я заметила, что парень начал ко мне присматриваться. Что-то мне это стало напоминать, но никак не могла вспомнить что. Потом сообразила. После окончания школы я поехала на неделю в гости в Питер к своей двоюродной сестре, моей ровеснице. А у сеструхи в квартире жил песик, которого она ласково называла «алабайчик». Чтобы песик выглядел совсем скромно, ему еще в детстве обрубили или, говоря по-ученому, купировали уши и хвост. Совсем небольшой песик, оставшись без ушей и хвоста, весил не более семидесяти или восьмидесяти кило и ростом был точно ниже дога. При этом сестра уверяла, что в драке ее алабай порвет любого дога, поскольку является профессиональным волкодавом. Вдобавок ко всему песик был очень недоверчив к посторонним. Хозяева сумели уговорить пса меня не есть. Взяли, так сказать, меня на поруки. Но тогда пес стал за мной следить. Всю неделю, пока я там жила, этот безухий и бесхвостый алабай ходил за мной по квартире как привязанный, в чем-то меня подозревая. Стоило мне открыть даже собственную сумочку, как он говорил «р-р-р». Все сумочки в квартире были только его. И вот теперь у меня создалось впечатление, что взгляд у этого сапера чем-то похож на взгляд того алабая. В чем-то этот парень меня подозревает. Надо будет проверить, в чем именно.
За суматохой текущих дел я не то чтобы выбросила все это из головы, но отложила в долговременную
