На ее губах промелькнула невеселая улыбка.
— Я и не жила. Просто ела, дышала и спала. Существовала. Ничего больше. Иногда я принимала опий, чтобы забыться, потому что тогда в сутках было так много бесконечных часов. Ты никогда этого не замечал? Как их много?
Он молча покачал головой.
— Однажды ночью я проснулась и направилась куда глаза глядят. Была середина ночи. Идти мне было некуда, но я больше ни минуты не могла оставаться в том доме. Шла милю за милей. Долго-долго. По Джунглям. Под дождем. После того, как взошло солнце, я услышала позади стук копыт; это был Дэвид. Он не сказал ни слова, просто протянул руку, чтобы посадить меня в седло. Я побежала от него по горе, он последовал за мной. Склон был неровным, его лошадь споткнулась… все вокруг закружилось, перевернулось. — Она дотронулась до шрама на щеке. — В общем, он сломал позвоночник и уже никогда не был прежним, но после этого случая я увидела в нем человека и помогала ухаживать за ним, когда Иния переехала в наш дом. Конечно, я была несчастна, но по крайней мере осталась жива.
— Он покончил с собой? — спросил Эйдан.
— Да. Так до конца и не оправился. Когда ему уже стало невмоготу так жить, принял яд. Джерард думал, это сделала я. Он обвинил меня, поэтому я убежала. Приехала в Англию и сменила имя, чтобы спрятаться от него. Думала, что на этом все закончится, клянусь. Я понятия не имела, что власти на Цейлоне подозревают меня в убийстве.
— Ты могла бы мне все рассказать, — сказал он севшим голосом. — Разве можно такое таить в себе?
Кейт кивнула:
— Могла. Но не сделала этого.
Краска вернулась к ее щекам, а вот Эйдан чувствовал себя совершенно разбитым. Он не знал: то ли ему в ярости наброситься на нее с обвинениями, то ли упасть перед ней на колени.
— Джерард не станет молчать, я знаю. Он погубит меня.
— Не бойся. Он заперт в каюте на «Талисмане». И не выйдет оттуда до самого отплытия.
— Правда? — Глаза ее удивленно расширились. — Это то, что надо.
— Хотя и обошлось мне довольно дорого, — пошутил он, изумившись, что еще способен улыбаться. — Но оно того стоило.
— Я в этом не уверена. — Кейт махнула рукой в сторону улицы. — Мою репутацию вряд ли можно спасти после случившегося.
— Все будет хорошо. Я отправлю письмо губернатору Цейлона, в котором объясню, чему был свидетелем. И брата попрошу сделать то же самое.
— Знаешь, Эйдан, в сущности, мне наплевать на мнение окружающих, но ты уважаемый человек. Что скажут люди и твоя семья?
— Кейт… — начал Эйдан, но что он мог сказать?
Что ненавидит ее и любит в одно и то же время, что по-прежнему хочет ее, но ей сейчас не до нее. Это ясно. И когда она повернулась к нему, то он увидел тоску и боль в ее глазах.
— Знаешь… — Эйдан бросил взгляд в сторону окна. — Мне, наверное, лучше уйти, чтоб не было лишних разговоров. Возле твоего дома уже зеваки собрались.
— Да, разумеется. — Она кивнула, но на глазах выступили слезы и покатились по щекам. — Конечно, ты прав.
Каждая мышца в его теле болела от непреодолимого желания обнять ее, но он не имел права прикасаться к ней. В Лондоне Кейт совершенно недвусмысленно дала это понять. Поэтому он стоял, и взгляд его скользнул к дверям в спальню и ее открытому чемодану.
— Ты собиралась ехать с ним?
— Нет.
— Но ты собрала вещи, Кейт.
— Я думала, что придется бежать, но с ним бы не поехала. Ни за что.
— И все же собиралась уехать. Пусть в одиночку.
— А что мне оставалось делать?
Она покачала головой и больше ничего не сказала.
— Что ж, теперь по крайней мере можешь распаковаться. Я скоро вернусь. Мне надо составить письмо губернатору, но для этого хотелось бы знать больше подробностей.
— Не знаю, как тебя благодарить. Ты спас меня.
— Я не мог поступить иначе. Если Люси ждет внизу, я пришлю ее к тебе.
Он уже занес ногу над верхней ступенькой, когда Кейт окликнула его. Он замер и повернулся к ней.
— Не уходи, — выдохнула она.
Кейт стояла, с такой силой стискивая руки, что занемели кончики пальцев.
— Я знаю, ты можешь никогда не простить меня.
Эйдан нахмурился и покачал головой.
— Пожалуйста. — Она протянула дрожащую руку. — Я все понимаю. Просто хотела, чтобы ты знал. Сегодня утром я лежала в кровати, ждала, когда взойдет солнце, и не могла думать ни о чем, кроме тебя. Я знала, что никогда не позволю Джерарду увезти меня с собой на Цейлон, потому что мне надо было попросить у тебя прощения. Не за свою ложь, а за то, что я сказала тебе в Лондоне. И за то, что я думала…
Горло жгли слезы горького презрения к себе. Он ведь извинился, признался ей в своих грехах, своем сожалении, а она отвернулась от него точно так же, как поступила десять лет назад.
Но хватит ли у нее смелости теперь посмотреть ему в глаза? Сможет ли она простить его, сможет ли осознать, что для скорбящего мужчины было естественно обратиться за утешением к плотским радостям? И как она сможет доставить удовольствие Эйдану, у которого было так много женщин?
Этим утром, в холодные предрассветные часы, Кейт думала о безумном восторге любовного наслаждения с ним вот здесь, в этой постели. Она никогда не испытывала такого ослепительного восторга от телесного единения с мужчиной. Там, на Цейлоне, плоть ее и мозг были такими невосприимчивыми, такими вялыми и расслабленными, что она после акта любви сразу засыпала. Как и Эйдан в постелях своих любовниц. Она могла вообразить себе это изнеможение как отдых. Как покой. Могла представить, как он жаждал его, как нуждался в нем.
— Твоя любовница, — прошептала Кейт, — сказала, что ты был ненасытным. Но я не знала тебя таким. Почему? Со мной что-то не так?
Яркие пятна, вспыхнувшие у него на скулах, появились, похоже, не от смущения, а от беспомощности. Эйдан только вскинул руки, явно ища способ выразиться как-нибудь поделикатнее. Но Кейт его опередила:
— Все в порядке, Эйдан. Тебе незачем оправдываться.
— Я не знаю, как это объяснить, Кейт. Не уверен, смогу ли…
Она кивнула.
— Я была унижена, считая, что никогда не смогу удовлетворить мужчину, который знал так много женщин.
— Бога ради, никогда так не думай. Это неправда. Полная чушь.
Но Кейт осознала, что ему не нужно ничего ей объяснять. Она все поняла.
— Ненасытный, — повторила она, и Эйдан дернулся от этого слова. — Это означает неудовлетворенный, не так ли?
— Прошу прощения? — в замешательстве пробормотал он.
— Неспособный утолить свой сексуальный голод. Готовый ради этого на всякие фантазии в постели. А со мной ты таким не был…
Он наморщил лоб, замешательство промелькнуло на его лице. Но потом глаза его прояснились, и Эйдан посмотрел на нее. Открыто, по-настоящему, впервые за этот день, хотя боль ясно светилась в этом взгляде.
— С тобой — нет. Не был.
