окружении бесчисленных звезд сияла неполная луна. Нед удовлетворенно кивнул: это предвещало хорошую погоду, которая им с Эммой ой как понадобится, поскольку весь следующий день и вечер им предстояло провести в седле. Потом Нед заметил, как к лачужке, в которой обитала Уэлкам, метнулась какая-то тень, и решил, что это, скорее всего, собака или забредший из прерии койот. Распахнулась покосившаяся дверь, из лачужки вышла Уэлкам и быстро зашагала в сторону города. «Куда это, интересно знать, она так торопится на ночь-то глядя?» — подумал Нед, но, выйдя во двор, сразу же выбросил Уэлкам из головы. Вдохнув напоенный ароматом шалфея воздух, он швырнул окурок сигареты в грязь и направился к сараю. Пока что у Неда Партнера все складывалось на редкость удачно, как говорится, тип-топ, и настроение у него было превосходное.
Хорошее настроение не покинуло Неда и на следующее утро, хотя всю ночь его мучили кошмары и спал он плохо. Возложив вину за дурно проведенную ночь на воспоминания о братьях Майндерах и понадеявшись, что Эмма спала более спокойно, он оделся и двинулся по тропинке к «Чили-Квин». К большому своему неудовольствию, он обнаружил на кухне Эдди, которая, казалось, только его и дожидалась. Потом он подумал, что она, скорее всего, вообще еще не ложилась, так как на ней было платье, украшенное мелкими цветными перышками, стеклярусом и прочей мишурой. У печи суетилась Уэлкам, занимавшаяся приготовлением завтрака, состоявшего из яичницы и жареных бараньих ребрышек.
— Уэлкам сказала мне, что ты еще не получил деньги, — жалобно пропела Эдди. Вид у нее был несколько помятый.
— Деньги будут, — веско сказал Нед. — Сегодня на вокзале брат Эммы передаст нам всю оговоренную в письме сумму. Потом Эмма поедет в Джаспер. Мы сказали Джону, что нам необходимо подписать там кое-какие бумаги для завершения сделки.
Уэлкам поставил перед Эдди тарелку с яичницей, но Эдди пододвинула ее Неду и наклонилась вперед, едва не касаясь полуобнаженной грудью поверхности стола.
— А ты с ней поедешь? — спросила Эдди.
Нед покачал головой и, вооружившись вилкой, принялся за яичницу.
— Значит, ты настолько ей доверяешь, что позволишь взять все деньги с собой? — прищурилась Эдди.
Нед бросил взгляд в сторону спальни Эммы, но дверь по-прежнему была плотно закрыта.
— Ее брат не хочет, чтобы я ехал вместе с ней. Но если ты ставишь вопрос о доверии, скажу так: да, я ей верю. Она перешлет то, что нам причитается, по почте. В противном случае я сам выплачу вашу долю.
Эдди презрительно фыркнула и махнула Уэлкам, чтобы та подавала завтрак и ей.
— Я не спала почти всю ночь, но пила мало, а потому сегодня у меня неожиданно прорезался аппетит. — Сообщив это негритянке, Эдди снова повернулась к Неду. — Неужели этот человек так вот запросто отдаст вам свои деньги?
Скрипнула дверь, и из спальни вышла одетая в дорожный костюм бледная, невыспавшаяся Эмма. Судя по всему, ей удалось подслушать их беседу, так как она сразу же включилась в разговор:
— Неду придется предъявить Джону свою долю общего капитала. Если помните, я писала Джону, что мой муж при покупке участка возьмет половину всех расходов на себя, — сказала Эмма. — Брату потребовались доказательства, и тут Нед мне шепнул, что у него припрятана нужная сумма.
Нед был недоволен, что Эмма затронула эту тему, и он перевел взгляд на Эдди, которая с чрезвычайно хмурым видом разглядывала стоявшую перед ней чашку с кофе. Потом, совершенно неожиданно, лицо у нее просветлело.
— Я была бы не прочь увидеть все это собственными глазами, — сказала она, а потом повернулась к Уэлкам: — А ты? Тебе хотелось бы полюбоваться на эту сцену?
Уэлкам посмотрела сначала на Эдди, а потом на Эмму. Вместо того чтобы отвечать на вопрос Эдди, она спросила у Эммы, будет ли та завтракать. Эмма отрицательно покачала головой.
— Не понимаю, с какой стати нам тащиться на вокзал? — спросила Уэлкам у Эдди. — Мы будем там только мешать.
— Не будем. Встанем где-нибудь в сторонке и посмотрим, что произойдет, — ответила Эдди. — Не знаю, как ты, но я должна это видеть.
Нед забеспокоился. Он не хотел, чтобы вмешательство Эдди испортило задуманную им игру. Эмме тоже этого не хотелось, и она сказала, что появление на вокзале Эдди и Уэлкам может вызвать у ее брата ненужные подозрения. Эмма также сказала, что у Джона хорошая память на лица и он почти наверняка запомнил Эдди, поскольку на станции в Палестине успел неплохо ее рассмотреть. Тут уже забеспокоилась негритянка, которая не преминула заметить Эдди, что ее чрезмерное любопытство может обойтись ей, Уэлкам, в двести пятьдесят долларов.
Но Эдди отмела все их возражения небрежным взмахом руки и заявила, что они не смеют ей указывать, как она должна поступать. Она сказала, что имеет полное право ходить на вокзал когда ей вздумается. Потом она добавила, что оденется так же скромно, как Эмма, а в таком виде ее не только Джон, но даже вчерашние клиенты не признают. Короче говоря, что бы Нед, Эмма и Уэлкам ей ни говорили, Эдди продолжала упрямо стоять на своем.
Тогда Нед сделал единственное, что было возможно при сложившихся обстоятельствах, — включил Эдди в выстроенную им схему. Если разобраться, эту идею подала Эмма. Она предложила сказать Джону, что Эдди — хозяйка пансиона, в котором они остановились. Подслушав якобы их разговор о пяти тысячах долларов, которые они должны отнести на вокзал, она, несмотря на все их возражения, выразила желание их туда сопроводить, чтобы лично убедиться в том, что они благополучно добрались до станции и их никто не ограбил. В соответствии с замыслом Эммы Эдди должна была предстать в глазах Джона этакой взбалмошной бабенкой, которая растрезвонила бы на весь город об их деньгах, если бы Нед и Эмма не согласились взять ее в провожатые.
Эдди прошла в спальню и велела Уэлкам принести ей горячей воды. Уэлкам из большого чайника налила в миску кипятку, отнесла Эдди и, выйдя из комнаты, плотно прикрыла за собой дверь. Эдди просидела в спальне так долго, что Неду пришлось постучать в дверь и крикнуть, что если она не выйдет, то они отправятся на станцию без нее. Наконец появилась Эдди, которая и впрямь выглядела точно так же скромно и непритязательно, как Эмма. Она надела выцветшее платье из ситца, придававшее ей довольно унылый вид, соломенную шляпу с отогнутыми книзу полями, которые почти полностью скрывали от посторонних взглядов ее медно-рыжие волосы, и взяла в руки отвратительную плетеную сумочку, напоминавшую корзинку для пикника. Эдди сказала правду: вчерашние клиенты вряд ли бы удостоили ее теперь хоть одним взглядом. Более того, если бы они с Недом встретились сейчас на улице, то он не узнал бы ее и прошел мимо.
Джон сидел на лавочке рядом с депо, когда на перроне появилась процессия, состоявшая из трех женщин и шествовавшего во главе Неда, который нес тяжелый саквояж Эммы. Джон поднялся на ноги и некоторое время с недоумением созерцал маленькую компанию, переводя взгляд с Неда и Эммы на Эдди и Уэлкам. Было ясно, что появление незнакомых женщин не вызвало у него ни малейшего энтузиазма.
— Это кто ж такие? — спросил наконец он.
— Доброе утро, Джон, — сказала Эмма. — Надеюсь, мигрень прошла?
— Почти, — буркнул он.
— На следующий день после приступа мигрени Джон становится ужасно раздражительным и почти ничего не ест. Единственное, что не вызывает у него отвращения, — это бренди с сахаром. Кстати, ты поел хоть что-нибудь?
— Пожевал немного хлеба с медом и выпил два сырых яйца. — Джон помахал в воздухе рукой, как бы отметая неприятный для него разговор о болезни. — Ты хочешь, чтобы я во второй раз осведомился у тебя, кто эти женщины?
Эмма опустила глаза и промямлила:
— Это миссис Френч — хозяйка пансиона, в котором мы остановились, и ее служанка Уэлкам.
Эдди, жеманясь, многозначительно посмотрела на Джона. С некоторых пор жеманство стало ее второй натурой, и с этим она ничего уже не могла поделать. Уэлкам, услышав свое имя, радостно осклабилась, демонстрируя все свои тридцать два белых зуба. Нед не мог не отметить, что поверх платья
