она повязала свежевыстиранный, тщательно отутюженный фартук.
Нед открыл было рот, чтобы попытаться объяснить появление Эдди и Уэлкам, но его выручила Эмма. Она отвела Джона в сторону и, оживленно жестикулируя, принялась что-то ему втолковывать. Последнюю фразу она произнесла на повышенных тонах, и ее окончание — что-то вроде «какая тебе разница?» — долетело до слуха остальных сообщников. После этого Джон одарил Эдди и Эмму мрачным взглядом и больше никакого внимания на них не обращал.
— Я принес деньги, — сказал Нед. Он обратился к Джону вполголоса, будто опасаясь, что его могут подслушать, хотя на платформе, кроме них с Джоном и трех женщин, никого не было. Потом Нед снял с плеча кожаную сумку с деньгами, которую он достал перед уходом из тайника, и поставил ее на платформу у ног Джона. Джон, в свою очередь, извлек из внутреннего кармана пиджака огромный бумажник и протянул его Неду. После этого мужчины словно по команде отвернулись друг от друга и принялись пересчитывать деньги.
— Здесь вся оговоренная нами сумма? — сказал Джон, поворачиваясь к Неду и указывая кивком головы на сумку.
— Неужели ты думаешь, что я могу обмануть брата собственной жены? — осведомился Нед. Он уже успокоился и полностью держал свои чувства под контролем, как это всегда бывало, когда он приступал к делу. — Это каким же надо быть негодяем, чтобы обкрадывать своих родственников, верно?
Джон ничего не ответил. Забрав у Неда свой бумажник, он вместе с сумкой Неда передал его Эмме. Эмма попыталась было втиснуть эти два предмета в свою сумку, но Эдди, которая следила за ее манипуляциями во все глаза, сдвинула брови и нахмурилась. Потом она приоткрыла рот, словно желая что- то сказать, потом снова его закрыла, но под конец все-таки не выдержала и разразилась прочувствованной тирадой.
— Я не хотела вмешиваться, но ты просто напрашиваешься на то, чтобы тебя обчистили. Разве можно носить такие деньги в обыкновенной дамской сумке, зная наверняка, что в поезде постоянно крутятся грабители, воры и карманники? У меня самой в этом же поезде вытащили из сумочки двадцать долларов. Нет, так дело не пойдет. Тебе надо как следует запаковать эти деньги и спрятать их под платье.
— Что? — растерялась Эмма.
Эдди достала из кармана большой черный шелковый платок и вручила его Эмме, которая, расправив платок и положив пачки с деньгами в середину, обмотала вокруг них концы платка, сделав подобие свертка. Сверток получился на редкость неуклюжий, и Эдди, покачав головой, отобрала у Эммы платок и деньги и сделала сверток заново, аккуратно стянув концы платка в узелок. Потом она сняла с шеи длинный шелковый шарф и попросила Эмму поднять руки.
— Сейчас мы привяжем этот узелок к тебе, — сказала она. Задрав на себе кофточку, она приложила сверток к своему животу, чтобы показать Эмме, как все это будет выглядеть. Потом она жестом снова велела Эмме поднять руки и прижала сверток к высокому корсажу юбки под грудью. Перехватив откровенно заинтересованный взгляд Неда, Эдди выразительно кашлянула:
— Между прочим, она прежде всего леди, а потом уж — твоя жена.
Нед явно смутился. Джон, по-видимому, тоже, поскольку они оба, не сговариваясь, отвели глаза и стали смотреть в сторону.
Эдди задрала у Эммы кофточку и примотала узелок к ее талии своим шелковым шейным шарфом, но, поскольку шарф был скользкий, как и сам узелок с деньгами, полученный результат ее не устроил. Поэтому она открыла свой ридикюль и, порывшись в нем, достала кошель из ковровой ткани, скроенный в виде почтового конверта. Высыпав из него монетки себе в сумку, она положила в него завернутые в платок деньги и закрыла клапан. Потом приложила шершавый на ощупь кошель к животу Эммы и крепко привязала его к телу, дважды закрутив шарф вокруг талии и сделав такой тугой узел, что развязать его не было никакой возможности. Для того чтобы извлечь кошель, шарф пришлось бы разрезать ножом. Теперь карманникам и любителям дамских сумочек было до денег Эммы не добраться. Но Эдди, проделывая все эти манипуляции с Эммой, думала не только о том, чтобы обезопасить ее от воров. Она, по глубокому убеждению Неда, преследовала и другую цель: хотела превратить путешествие Эммы в Джаспер в настоящее испытание, поскольку за время пути грубый кошель должен был основательно натереть ей кожу. Нед, впрочем, был уверен, что Эмма никаких претензий по этому поводу высказывать не станет. За последнее время ей пришлось много пережить, поэтому едва ли она станет обращать внимание на такое небольшое неудобство. Одни лишь приятные размышления о том, как и на что она с Недом потратит находящиеся при ней деньги, должны были заставить ее позабыть о любом дискомфорте.
— Выглядишь ты вполне нормально, хотя кое-кто, конечно, может теперь назвать тебя толстухой, — сказала Эдди, сдабривая улыбкой это не слишком лестное замечание. — Желаю тебе доброго пути, дорогуша. — Эдди неожиданно приподнялась на носках и чмокнула Эмму в щеку. — Когда вернешься, обязательно угощу тебя пирогом с заварным кремом.
Подошел поезд. Джон передал Эмме билет в одну сторону до Джаспера и сказал, что обратный билет они с Недом должны приобрести за свой счет, после чего все пятеро прошли к вагонам. Эмма сказала, что вернется на следующий день.
— Будь осторожна, дорогая, — пробормотал Нед, вспоминая о том, что он как-никак муж Эммы. Последние несколько минут его мучил вопрос, следует ли ему поцеловать Эмму на прощание, но потом, заметив, с каким напряженным вниманием поглядывают на него Джон и Эдди, решил от этого воздержаться. Эмма забралась в вагон, отыскала себе свободное место и, прислонившись к оконному стеклу, помахала оставшимся на перроне людям. Поезд начал медленно набирать скорость.
Когда стук колес почти затих вдали, Джон повернулся к Неду и сказал:
— Мне нужно купить настойку опия от головной боли. Есть здесь поблизости аптека?
— Я вас провожу, — вступила в разговор Уэлкам. — Все равно мне надо идти на рынок.
Нед, услышав про аптеку, обрадовался, хотя и старался особенно этого не показывать. Он-то думал, что брат Эммы будет таскаться за ним целый день как привязанный; но если Джон примет опий, ему, скорее всего, снова придется лечь в постель. А это означало, что он, Нед, мог отправляться хоть в Джаспер, хоть к черту.
— У меня есть кое-какие дела. Если к вечеру я с ними управлюсь, то зайду за тобой в отель — вдруг тебе захочется прогуляться или пообедать в ресторане? Надеюсь, ты любишь треску с жареным картофелем? — осведомился Нед.
Ему стоило большого труда не расплыться в довольной улыбке. К вечеру он уже будет за десятки миль от Налгитаса.
Поскольку Джон ничего не ответил, Нед заговорил снова:
— Но если ты будешь чувствовать себя неважно и тебе не захочется подниматься с постели, я попрошу миссис Френч прислать к тебе Уэлкам с кастрюлькой наваристого мясного бульона.
— Я сам позабочусь о себе, — буркнул Джон. — Так что заходить за мной необязательно. Встретимся завтра на перроне перед приходом поезда. Когда Эмма вернется, поговорим о покупке скота. Но только втроем. — Он со значением посмотрел на Эдди, как бы давая понять, что ее присутствие здесь нежелательно. — Ну ты — пойдем, что ли? — обратился он к Уэлкам.
— Пойдем, пойдем, разомнем ноженьки, — с готовностью закивала Уэлкам и, пристроившись к Джону, быстро пошла с ним по направлению к городу.
Нед и Эдди неспешным шагом двинулись к «Чили-Квин».
— Мне сегодня нужно будет уехать, — сказал Нед, когда они подошли к дому.
Эдди поставила ногу на ступеньку крыльца и сняла шляпу.
— Ты назад-то вернешься, а, Нед?
— Ясное дело. С чего бы это мне исчезать? — ухмыльнулся Нед.
— Я всерьез спрашиваю, — сказала Эдди. Голос у нее при этом дрогнул.
Нед придвинулся к ней чуть ближе. Поскольку Эдди стояла на ступеньке, он мог смотреть ей прямо в глаза, которые в эту минуту блестели от слез. Чувство справедливости, не до конца еще выветрившееся из его души, взывало к тому, чтобы он сообщил Эдди всю правду. Отведя от нее глаза, он сказал:
— Ну а если всерьез, то скажу тебе честно: сомневаюсь, что мы когда-нибудь еще свидимся.
— Я это чувствовала, — сказала Эдди, и голос у нее сорвался.
