— Вы сказали пятьдесят граммов масла, сэр?
— Да.
— Не знаю даже. Мы продаем обычно полфунта или фунт.
— А по четверть фунта вы продаете?
— Думаю, да.
— Тогда продайте мне половину четверти.
Себастьян наблюдает за ним. О хитрый ростовщик! В мире нет ничего грязнее подсобок таких магазинчиков. Он заправляет там вместе со своей пышногрудой женой; лязг металлической посудины. Невыносимый, тупой олух.
Продавец подает ему маленький, аккуратно перевязанный пакетик с веревочной петелькой для пальца.
Обратно на улицу. Здесь получше. Чуть-чуть пахнет торфом. Все не так уж плохо. Выждать и посмотреть, что произойдет. Придется смириться с последствиями. Нет худа без добра. Мудрая старая поговорка. Как можно лгать во время нервного потрясения? О господи, это ужасно. Быть сотворенным для мира. Но мир был сотворен для меня. Задолго до того, как я появился на свет, они готовили его для меня долгие годы. И в доставшемся мне наследии, однако, царит полный беспорядок.
Открывает зеленую дверь носком ботинка и закрывает ее каблуком. Мэрион сидит в кресле. Я не стану просить, чтобы она убралась и не портила мне этот вечер. Смирюсь с неудобствами ради душевного спокойствия. Запугать ее и держать в страхе. Чтобы стала тихоней. О, какой аромат. Ну, какой я повар! Ух! О’Кифи сдох бы от зависти. Надо бы написать ему письмо. У меня способности к кулинарии. Да, да. А теперь бульончику для Мэрион. Добавить чуточку масла, чтобы сделать «букет» еще богаче. Успокойся, прими бальзам «Никогда».
— Мэрион!
Она робко смотрит на него. Протягивает руки и берет белую тарелку. Куски стекла — следы моего гнева — уже убраны.
— Спасибо.
— Вот хлеб и кусочек масла.
— Спасибо.
— Попробуй.
— Вкусно. Благодарю тебя.
— Достаточно соли? Ну, не плачь, все в порядке. Просто сегодня вечером я ехал домой в электричке с торчащим наружу членом.
— Что ты сказал?
— Я забыл застегнуть ширинку.
— И люди видели?
— К сожалению. Никогда со мной не случалось ничего подобного. Я совершенно потерял контроль над собой. И это — от Дублина и до Скалы.
— Бедняжка. Прости меня.
Жизнь уже не кажется мне столь ужасной. Примирение. Ко мне возвращается уверенность в себе. Если бы только мы смогли выбраться из этой трущобы. Скалли вцепился в нас волчьей хваткой. Аренда жилья — это ловушка. О’Кифи был прав — ни при каких обстоятельствах не следует платить за арендованное жилье. Загнан в ловушку из сырых стен. Ребенок уже совершенно меня достал. Нужно найти квартиру побольше. Убраться отсюда раз и навсегда. Объяснить все отцу. Впрочем, на этот раз с помощью новых легенд отвертеться не удастся.
Наливает тарелку, вылавливает ложкой глаза, глотает их, садится и отдыхает. И чувствует себя очень уютно.
— Ты куда, Себастьян?
— Меня осенила идея. Для хорошего настроения нужно развести огонь в камине.
На секундочку в коридор. И сразу назад, и вот уже ноги топчут, превращают в щепки, ломают единственную антикварную вещь в этом доме — стул эпохи Луи Кота.
— Себастьян, не надо…
— Нет, он пригодится нам для камина. Видишь ли, милый Эгберт, мы были в кино, а ребенка оставили с тетушкой. Вероятно, зашел вор или воры. Парадная дверь не закрывается. Он сам во всем виноват. Подумаешь, маленькая кража в этой большой католической стране.
— Он не поверит.
— У него не будет выбора. Если он начнет обвинять меня, то я привлеку его к ответственности за клевету. Как-никак я изучаю юриспруденцию. Я заставлю его понять, что я специалист в области права.
Себастьян становится на тахту и надавливает ногой на середину стула.
— А теперь это дело техники. Дыра ослабляет всю конструкцию.
Он перевернул стул и выломал одну за одной все ножки.
— Положи немного бумаги в камин, Мэрион. Я вернусь через минуту.
Он взял небольшую сумку и вышел на улицу. Мэрион кладет в огонь части стула. Себастьян возвращается, гордо открывает небольшую котомку и вынимает из нее семь кусков угля.
— Себастьян, ради всего святого, что ты наделал? Где ты взял этот уголь?
— Никогда не задавай мне таких вопросов.
— Но это же кража!
— Разве что воображаемая.
— О Господи!
— Мэрион, вспомни: «Земля надежды и славы, мать свободных людей».
— Таким ты мне нравишься.
Сидят в маленькой комнатке; двери и окна закрыты. Пылает камин, да здравствуют семейные радости. Я наелся бараньих глаз. И бульона из черепа. Беру ручку.
Мой дорогой Кеннет!
Есть такое словечко «фаншут». Если ты будешь повторять его по утрам, едва проснувшись, и перед каждой едой, то увидишь, что жизнь преобразится. Чтобы использовать это словечко наилучшим образом, нужно закусить губу верхними резцами и выдыхать воздух так, чтобы получалось шипение, и лишь затем произносить это слово. Оно также способствует фертильности.
А я должен добавить, что я искренне верю в фертильность. Ситуация здесь безнадежная. Например, арендная плата. Понимаешь ли, некий тип дает тебе ключ, и ты поселяешься в доме и живешь как тебе заблагорассудится, а в конце недели ты суешь этому человеку три бумажонки, подлежащие обмену на золото в Лондоне, и тогда он позволяет тебе остаться. Но если ты не дашь ему эти три жалкие купюры, то замечаешь, что он подсматривает через окно, как ты чешешь яйца, а как ты понимаешь, совершенно невыносимо находиться на виду у посторонних лиц, когда ты испытываешь зуд в области мошонки. Поэтому, Святой Герцог, позволь мне несколько повременить с возвратом десяти конвертируемых в Лондоне бумаженций. Кстати, Лондон — прекрасный город, причем самый большой в мире. И у меня есть предчувствие, что я увижу его в ближайшее время.
А теперь о мальчике. Я — шокирован. И вовсе не потому, что я ханжа. Совсем наоборот. Но разве разумно отказываться от радостей разнополой жизни, не поразмыслив прежде над всеми таящимися в ней возможностями. Готов согласиться с тобой, что соблюдать целибат нелегко, я бы сказал, почти невозможно, но стоит лишь раз добиться успеха — и полный вперед, мой дорой О’Кифи. Но если ты потерял надежду, если тебя посещает призрак противоположного пола, тебе остается только предаться отчаянию. Но что касается мальчугана. Пусть он узнает тебя получше. Пусть поймет, что тебя интересуют и другие. К сожалению, мне трудно тебе советовать в том, в чем мои познания основываются лишь на общеизвестных истинах. Пройдет немало времени, Кеннет, немало времени, прежде чем мы добьемся всего, чего хотим. И нам нужно набраться терпения. Но мы обязательно добьемся своего в одно радостное, солнечное летнее утро. А теперь о преждевременном семяизвержении; его механизм отрегулируется сам по себе при должной тренировке. Думаю, в настоящее время ты достигаешь его с помощью рук. Поэтому не принимай все так близко к сердцу. Все зависит от того, насколько мы несчастны, но я обнаружил, что чем ужаснее
