но оно само постепенно распространилось в ней таким образом, что полностью ее заполнило. В некоторых чрезвычайных временных условиях — в случае голода, например, когда честолюбие магистратов подпитывалось народными страстями, центральная власть на некоторое время позволяла парламентам управлять по их усмотрению и оставлять свой след в истории. Но вскоре оно снова молча занимало свое место, осторожно накладывая руку на всех и вся.
Если вы обратите особое внимание на борьбу парламентов против королевской власти, то заметите, что столкновения между ними происходят всегда на политической, а не на административной почве. Чаще всего ссоры вспыхивали из-за нового налога; иными словами, противники оспаривают друг у друга не административную, а законодательную власть, на которую обе стороны имели одинаково мало прав.
С приближением Революции эти тенденции проявляются все более отчетливо. По мере того, как воспламеняются народные страсти, парламент оказывается все больше втянут в политику, и поскольку в то же время центральная власть и ее чиновники становятся все более опытными и изворотливыми, парламент все меньше времени уделяет собственно управлению. С каждым днем он становится все менее администратором и все более трибуном.
Кроме того, время беспрестанно открывает центральному правительству новые области, в которые суды, не обладая нужной изворотливостью, не способны проникнуть, поскольку речь идет о делах нового рода, не имеющих прецедентов и чуждых обычной судебной рутине. Быстро развиваясь, общество поминутно рождает новые потребности, каждая из которых предстает для правительства новым источником власти, поскольку только оно и способно удовлетворить новые нужды. В то время как административная сфера деятельности судов остается неизменною, деятельность правительства расширяется вместе с прогрессом цивилизации.
Приближающаяся Революция начинает волновать умы всех французов, внушая им множество новых идей, воплотить которые может только правительство. Прежде чем его низвергнуть, Революция его всячески укрепляет. Правительство совершенствуется, равно как и все остальное общество. Данное обстоятельство особенно поражает при изучении архивов. Администрация меняет свой облик: генеральный контролер и интендант 1780 года совершенно не походят на генерального контролера и интенданта 1740 года. Правительственные чиновники остаются прежними, но они движимы иным духом. По мере того, как администрация расширяет сферу своего действия, проникая во все области общественной жизни, она становится более упорядоченной и более знающей. Завладев всем, она делается более умеренной; она уже меньше угнетает и больше управляет.
Первые же усилия Революции разрушили великое здание монархии; она была восстановлена в 1850 г. В этот период и в более поздние годы в области общественного управления восторжествовали не принципы 1789 года, как это часто говорят, но, напротив, были восстановлены принципы Старого порядка, которые остаются в силе и в наши дни.
Если бы мне задали вопрос, каким образом часть Старого порядка могла быть перенесена в новое общество и как она могла в нем укорениться, я бы ответил, что централизация вовсе не погибла во время Революции, поскольку была ее началом и даже символом. И я бы добавил, что раз народ уничтожил аристократию, он как бы сам устремился к централизации. И в этом случае нужно употребить гораздо меньше усилий, чтобы подтолкнуть его к падению по этой наклонной плоскости, чем для того, чтобы удержать его от падения. В таких условиях все виды власти естественно стремятся к объединению, и требуется большое искусство, чтобы поддерживать их разделение.
Демократическая революция, разрушив столько институтов Старого порядка, должна была только упрочить централизацию, которая столь естественно нашла свое место в обществе, созданном революцией, что ее можно принять за одно из творений последней.
Глава VI
Об административных нравах при Старом порядке
Читая относящуюся к эпохе Старого порядка переписку интенданта с его начальством и подчиненными, нельзя не восхищаться тем, насколько сходство учреждений делало их чиновников того времени похожими на наших. Они как будто бы протягивают друг другу руку над бездной разделяющей их Революции. То же самоё я могу сказать и о подданных. Никогда ранее влияние законодательства на умы людей не обнаруживалось яснее.
Министр уже возымел желание собственными глазами проникнуть в детали всех дел и все уладить непосредственно из Парижа. И эта его страсть возрастает по мере того, как с течением времени совершенствуется централизация. К концу XVIII века в глубинке, в самой отдаленной провинции невозможно было создать благотворительные мастерские без того, чтобы генеральный контролер не пожелал бы лично проверить их расходы, определить устав и местонахождение. Строится приют для нищих — ему обязательно нужно знать имена получивших в нем прибежище, а также в точности дату их поступления в приют и выхода из него. Почти в середине века (1733 г.) г-н д'Аржансон писал: «Несть числа подробностям, сообщаемым министрам. Без ведома министров не делается ничего, и если полученные ими сведения оказываются более обширными, чем их силы, они по необходимости передают дело подчиненным, которые и становятся подлинными хозяевами положения».
Генеральный контролер требует не только отчетов о делах, ио и некоторых сведений о личностях. Интендант обращается в свою очередь к субделегатам и не упускает случая слово в слово повторить их сообщения, как будто бы лично знает дело.
Для того, чтобы из Парижа успешно руководить и иметь сведения обо всем, требовалось изобрести множество способов контроля. Размеры переписки столь огромны, а медлительность административной процедуры столь велика, что я не припомню случая, когда бы, например, приходу удалось добиться разрешения восстановить свою колокольню или починить дом священника менее, чем за год; чаще всего проходят два-три года, прежде чем подобное разрешение будет получено.
Сам совет в одном из своих указов (29 марта 1773 г.) отмечает, что: «административные формальности влекут за собой бесконечные промедления в делах и часто вызывают самые справедливые жалобы. Тем не менее все эти формальности необходимы», — добавляется в конце.
Я полагал, что любовь к статистике составляет характерную черту наших нынешних администраторов, но я ошибался. На закате эпохи Старого порядка интенданту часто посылались небольшие печатные таблицы, которые ему оставалось только дать заполнить своим субделегатам или приходским синдикам. Генеральный контролер требует отчета о характере земель, о засеваемых культурах, о виде и количестве производимой продукции, о поголовье скота, о промышленности и нравах жителей. Полученные таким образом сведения не менее подробны и не более достоверны, чем данные, доставляемые ныне в подобных случаях супрефектами и мэрами. Выносимые на этой основе суждения субделегата о характере их поданных вообще малоблагоприятны. Они часто повторяют известное мнение, что «крестьянин по природе ленив и никогда бы не работал, если бы его не заставляла нужда». Такого рода экономическая доктрина, по- видимому, была очень распространена среди чиновников.
Обе эпохи во всем разительно схожи между собою, в том числе и в используемом административном языке. В обоих случаях чиновничий стиль одинаково бесцветен, гладок, неясен и вял; характерная физиономия пишущего сглаживается и теряется во всеобщей посредственности. Прочитавший документы, написанные префектом, может считать, что он прочел бумагу, составленную интендантом.
Только в конце века, когда своеобразный язык Дидро и Руссо успел распространиться и раствориться в разговорной речи, ложная чувственность, коей исполнены книги этих писателей, овладевает и чиновниками, проникая даже в финансовое ведомство. Административный слог, обыкновенно очень сухой, становится умилительным и почти нежным. Некий субделегат жалуется парижскому интенданту, что при исполнении своих обязанностей он «испытывает страдание, очень чувствительное для нежной души».
Как и в наши дни, в те времена правительство распределяло среди приходов благотворительную помощь при условии, чтобы и состоятельные жители со своей стороны делали определенные пожертвования. Когда пожертвованная таким образом сумма оказывалась значительной, генеральный
