от крушения их прежней жизни, от отчаяния и боли, которые принес развод. И сейчас, когда развода уже не избежать, я приложу все силы, чтобы они перенесли наше расставание безболезненно.
— Вся проблема в том, — сказал Дженовиц, прежде чем я успела перевести дыхание, — хватит ли у вас здравого смысла, чтобы сделать это. Вот что я должен выяснить, миссис Рафаэль. Вам могут не нравиться мои вопросы, но суд обязал меня задать их. Я стараюсь выполнять свою работу как можно более качественно.
Я прикусила язык и замолчала, давая ему в этот раз возможность насладиться тишиной.
Но он не обратил на это внимания. Прошла почти минута, прежде чем я могла спокойно ответить:
— Извините меня. Делайте все, что сочтете необходимым. Обещаю отвечать настолько подробно, насколько смогу.
Дженовиц снова сунул в рот трубку и выпустил тонкую струю дыма.
— Вы часто злились, срывались?
— Практически никогда. Я всегда была самой спокойной в семье. Наоборот, мне постоянно приходилось сглаживать приступы дурного настроения Дэниса.
Я надеялась, что эти слова его насторожат и он захочет услышать подробности, но Дин не захотел.
— Ваш муж утверждает, что вы постоянно находитесь в очень напряженном состоянии.
— Только по причине развода. Раньше со мной такого не случалось. Я всегда очень спокойно ко всему относилась.
— Болезнь вашей матери стала стрессом для вас.
— Ну, это еще один момент, над которым стоит задуматься, и серьезный повод для беспокойства. Настоящий стресс мне приносит осознание того обстоятельства, что я хочу поехать к ней, но не могу, потому что безумно боюсь, что это используют против меня и посчитают меня плохой матерью. Но дело в том, что это нормально, когда один из родителей оставляет на какое-то время детей на попечение другого родителя, чтобы провести время со своим умирающим отцом или матерью.
Дженовиц пожал плечами:
— Вы вольны ехать когда вам угодно.
— В последний раз, когда я услышала эти слова, я погрузилась в хаос.
— Но разве этот хаос вы не создали своими руками? Вы занимались огромным количеством дел одновременно. Вопрос в том, способны ли вы со всем справиться. Ваш муж утверждает, что нет.
— Тот хаос не имел ничего общего с посещением моей матери. — Я выделила именно этот пункт из нашего разговора. — Случаи, которые привел мой муж в доказательство того, что я не контролирую себя, происходят в жизни каждого человека очень часто. Боже мой, с таким же успехом и я могла прийти в суд и обвинить мужа, что он перепутал время, когда прилетали дети, и потерял лекарство дочери, или, того хуже, заявить, что он специально накормил ее чем-то, что вызвало приступ. Запретит ли ему суд видеться с детьми в таком случае?
Дженовиц выпустил очередное облако дыма.
— Вы же понимаете, что сильно упрощаете ситуацию. Его иск состоял не только из этих двух пунктов. К тому же жизнь вашего мужа достаточно проста. Это ведь только вы хватались за множество дел одновременно, стараясь успеть все и сразу.
Я почувствовала, что мне скрутило желудок. В небольшом офисе стояла сильная духота. Я с каждой минутой теряла остатки мужества.
Дженовиц внимательно меня разглядывал.
Я тихо проговорила:
— Я не пыталась успеть все и сразу. Мне приходилось помогать сестре ухаживать за матерью, помогать мужу присматривать за детьми и помогать своему исполнительному директору в работе.
Он кивнул. Его глаза скользнули по бумаге, которая лежала перед ним, и что-то в ней привлекло его внимание. Он задумчиво дотронулся языком до черенка своей трубки.
— Расскажите мне о вашем исполнительном директоре.
— Его зовут Броди Пат, — начала я. — До того как он стал работать со мной, он был деловым партнером моего мужа. Он крестный отец наших детей.
— Вы с ним состояли в сексуальных отношениях?
— Нет.
Дженовиц вынул трубку изо рта.
— Вы так уверенно отрицаете это, — он сунул трубку обратно в рот. — Но почему же ваш муж утверждает обратное?
— Спросите его об этом сами.
— Я спрашивал. И он показал мне фотографии.
— Та фотография сделана через окно, которое вело в кухню Броди, в тот самый вечер, когда Дэнис выгнал меня. Я умирала от отчаяния. Броди обнял меня. Дружеское объятие, не более того.
— Но ведь есть еще и списки телефонных звонков. И записи в отелях, где вы останавливались. Они многое проясняют.
— Но то же самое можно сказать о Дэнисе и его адвокате. Он работает с Фиби Лау гораздо дольше, чем с Артуром Хейбером.
— Вы меняете тему разговора?
— Нет. Просто обращаю ваше внимание.
— Обращаете мое внимание или пытаетесь оправдать ваши отношения с Броди Патом?
— Доказательств моей связи с Броди ничуть не больше, чем доказательств связи Дэниса и Фиби. И я не понимаю, почему невозможно обвинить его в том же, в чем уже обвинили меня.
Дженовиц сидел прямо, как ската, и сверлил меня взглядом.
— Послушайте, — расстроенно сказала я. — Броди всего лишь мой исполнительный директор. Отсюда все телефонные звонки и записи в отелях. Он также очень давний наш друг. Этим объясняются и его объятие, и его частое посещение нашего дома. Он стал уже почти членом нашей семьи. Если бы я завела с ним интрижку, у меня сложилось бы ощущение, что я совершила инцест. — Но ведь Дженовиц упомянул о фотографиях, значит, их существовало несколько. Но, насколько я знала, Дэнис представил в суде только одну. — Вы уже встречались с Дэнисом?
— Да, в прошлую пятницу.
Ага. Как раз в то самое время, которое изначально предлагалось мне. Я гадала, как же это произошло и каким образом могло мне повредить.
— Вам неприятно? — спросил психолог.
— Нет. — Я пыталась видеть только положительную сторону ситуации. — Я рада, что он пришел. Я боялась, что он станет тянуть со встречей. До Дня Благодарения осталось меньше месяца. Надеюсь, наше дело разрешится до праздника.
Дженовиц откинулся в кресле, сделал затяжку и уставился в потолок.
— Разрешится? — нервно переспросила я. Я верила, что наконец наступит тот день, когда суд положит конец моим мучениям. Если не принимать во внимание те действия, которые Кармен поклялась предпринять ради победы, она сказала, что изучение дела займет в среднем дней тридцать. И я считала дни.
— Я могу что-нибудь сделать, чтобы ускорить процесс? — задала я еще один вопрос, когда он не ответил на первые два. А затем, напряженно усмехнувшись, добавила: — Я все очень болезненно переживаю.
— Понимаю. Данную ситуацию вы контролировать не можете.
Я не согласилась с этим спокойным, прямым и авторитетным утверждением. Я не знала, сделал ли он подобное заключение из своих собственных наблюдений или основывался на рассказах Дэниса.
— Дело не в контроле. А в том, что со мной нет моих детей. И в том, что за каждым моим шагом наблюдают. И в том, что я совершенно не представляю, что меня ждет в будущем.
— Дело в контроле.
Я поделилась с ним своими сомнениями.
