прежде чем я успела что-либо подумать, крепко прижал к себе.
Мой вздох напоминал тихий прерывистый стон. В голове мелькало множество нелепых и не имеющих никакого значения мыслей. Колоссальное эмоциональное напряжение, в котором я находилась все выходные, отпустило меня, все мое тело сотрясала дрожь, но я не плакала — я крепко-крепко прижалась к Броди. Сейчас, когда все вокруг казалось зыбким, он был единственным, кто оставался для меня надежной опорой. Я даже испугалась, когда поняла, как сильно нуждалась в нем.
Его руки осторожно, но уверенно гладили меня по спине. Его губы коснулись моих волос, лба, и эти прикосновения сводили меня с ума так же, как и он сам. Аэропорт — уникальное место, где на короткое время пересекаются человеческие жизни. Это сокровищница исключительных по накалу эмоций: искрящейся радости встречи или безбрежного отчаяния расставания, привычного равнодушия бывалого путешественника. Люди целуются в аэропорту — не только любовники, но и друзья, родственники, даже коллеги.
И я тоже не протестовала, когда Броди поцеловал меня. Какой там протест? Если быть до конца честной, я сама потянулась к нему, когда поняла, что это сейчас произойдет, и почувствовала, как его губы нежно касаются моих глаз, щек, губ. И внезапно этот поцелуй под надежным прикрытием аэропорта показался мне самой естественной, самой важной вещью на свете. И никому не было никакого дела, что эти нежные прикосновения означали начало настоящего поцелуя. Никому не было дела до нас, когда наши губы слились, раскрылись друг для друга в непреодолимом желании.
Наверняка голова закружилась не только у меня, но и у Броди. Я чувствовала это по его напряженному телу и прерывистому дыханию. Со мной творилось то же самое. Каждая клеточка моего тела дрожала. Броди оторвал свои губы от моих, обхватил ладонью мой затылок и прижал мое лицо к своей груди.
Я уловила легкий, свежий, мускусный аромат его мыла.
— Поехали, — велел он хриплым голосом, и в первое мгновение мне показалось, что он злится. Но когда Броди наклонился, чтобы поднять мои сумки, и я смогла разглядеть его лицо, то поняла, что отнюдь не злоба заставила покраснеть его щеки и вынудила нести мою сумку, прикрывая молнию на брюках.
Осознание своей полной власти над ним доставило мне несказанное удовольствие. Эти ощущения сводили с ума не меньше, чем его запах.
Запретные ощущения? Правда. Наше сегодняшнее поведение давало зеленый свет обвинениям Дэниса. Но обвинения уже были предъявлены, им уже поверили, мы с Дэнисом уже разошлись, и только один Господь знал, чем занимается в данный момент Дэнис с Фиби или с другой молоденькой красоткой. К тому же всю свою жизнь я обдумывала каждый свой шаг, прежде чем принять решение. И куда это меня привело? С другой стороны, я купила маяк, поддавшись мимолетному импульсу, и полюбила его всей душой. А если я поцеловала Броди и мне безумно понравилось, то как это могло мне навредить?
— Не бойся, Клер, — посоветовала я сама себе и, услышав над ухом тихий смешок Броди, осознала, что произнесла эти слова вслух. Я взглянула на него сначала удивленно, а потом с вызовом.
Но он жестом успокоил меня, показывая, что полностью со мной согласен. Скоро мы дошли до «рейнджровера», Броди кинул мои сумки на заднее сиденье, затем обхватил мое лицо ладонями и снова поцеловал.
Я вдыхала его запах, пробовала его на вкус, чувствовала его каждой частичкой своего тела. Наше дыхание смешалось. Я обняла Броди за шею, страстно целуя, дразня его своим языком, покусывая его губы и мечтая о большем.
Я даже не предполагала, что так истосковалась по ласкам. Я даже не подозревала, что могла быть такой страстной.
Новые ощущения околдовали меня и лишили контроля над собой. Броди первый отстранился от меня — медленно и с неохотой, снова и снова покрывая мое лицо поцелуями.
Потом он на минуту отвернулся и прерывисто вздохнул. Когда он снова посмотрел на меня, его лицо расплылось в озорной улыбке.
— Ну что, — спросил он, — тебе не понравилось?
Теперь пришла моя очередь рассмеяться, что я и сделала.
Я прижалась лбом к его груди и слушала громкие и частые удары его сердца.
— А чем мы только что занимались?
— Целовались. Долго.
— Мне хотелось большего.
— Скоро, малыш, скоро.
Я хотела сказать, что ему не следовало бы вести себя настолько самоуверенно и предполагать подобные вещи, называя девяностую по счету женщину малышом. Но — ради всего святого! — эту самоуверенность он заслужил своим поцелуем, его предположение имело пятидесятипроцентную гарантию на успех.
Дэнис никогда не называл меня малышом. Он пел для меня, фотографировал, и я каждый раз чувствовала себя особенной, но он никогда не баловал меня и не относился ко мне так, как будто я нуждалась в защите, хотя, может, я и на самом деле не нуждалась. Но, Господи, как же приятно получить наконец возможность на кого-то опереться! Господи, как прекрасно почувствовать заботу о себе! Даже опытной женщине необходимо порой испытывать подобные ощущения.
Когда мы встретились с Дином Дженовицем в следующий раз, он предложил мне поиграть. И я не смогла придумать достойного предлога, чтобы отказаться.
— Насколько вы последовательный человек? — спросил он.
Я обдумала его шкалу. Если бы из соображений скромности я присвоила себе в данном пункте низкий балл, он не преминул бы этим воспользоваться. Скромность лишала меня возможности преподнести себя в выгодном свете. Я уже успела понять, что Дженовиц строил свое мнение, исходя из умения человека преподнести себя, не особенно сильно заботясь о справедливости.
Я оценила себя в девять баллов.
— Находчивый?
— Девять.
— Компетентный?
— Восемь.
— А почему не девять?
— Потому что компетентность — понятие относительное. Свое дело я знаю превосходно, но на свете есть вещи, в которых я совершенно не разбираюсь. В подобных вопросах я полагаюсь на более сведущих людей. Отчасти поэтому не удалось преуспеть в своей области.
Дженовиц пристально меня разглядывал. Я подумала, что он ждал продолжения, но я не хотела продолжать. Я сказала именно то, что чувствовала. Поэтому я откинулась в кресле и в свою очередь начала разглядывать его.
В конце концов он прервал молчание:
— Вы злитесь?
Я прищурилась.
— Нет. Почему вы так решили?
— Когда вы приезжали ко мне в прошлый раз, вы нервничали. Но сегодня вы другая.
Нервничала в прошлый раз? Черт возьми, естественно. Мое будущее зависело от мнения этого человека. Сегодня я другая? Изменилась за последние сутки? А может, за последние четыре дня?
— Возможно, — согласилась я.
— Возможно что?
— Я стала другой. — Я опустила голову, нахмурилась и, пристально разглядывая черный бисер на концах своего пояса, тихо пояснила: — Злой.
— Может, объясните почему?
Я подняла голову.
— Потому что ситуация, в которой я сейчас нахожусь, мне крайне неприятна. Всю вторую половину дня вчера я провела с детьми. Каждое слово дочери разбивает мне сердце. Сын очень подавлен. И оба
