сильно нервничают, — да и я тоже, черт возьми, — когда приближается время нашего расставания. Я не знаю, что они чувствуют, когда привожу их домой к отцу. Но я прекрасно знаю, что чувствую я. Поверьте, мои эмоции вовсе не белые и пушистые. Мне одиноко, страшно и неспокойно. Я до последнего отказывалась верить, что все обернется так ужасно, надеялась, что дело разрешится более мягко, но благодаря моему мужу и суду этого не произошло. Мне безумно тяжело, доктор Дженовиц. Я мать. Я люблю своих детей. Я каждой своей клеточкой ощущаю, как им больно и плохо. И я в бешенстве. У меня есть полное право злиться, вам так не кажется?
— Нет, если обвинения, выдвинутые против вас, правдивы.
— Это не так, — отрезала я и откинулась назад в кресле. Когда-то любая попытка доказать свою невиновность казалась мне бесполезной. До настоящего момента у меня был всего лишь час, чтобы убедить Дженовица в своей правоте. Неужели всего час? А мне казалось, что гораздо больше.
— Именно это я и пытаюсь решить, — сказал он. — И ваша злоба заставляет меня сильно сомневаться.
— В прошлый раз вы заявили мне, что я должна испытывать горечь от того, что мой брак развалился. Но разве злоба не является неизбежным чувством в общей гамме переживаний?
— Да, но она непродуктивна.
— Она дает выход чувствам. А у меня их очень много, хоть судья и считает меня железной бизнесвумен с холодным сердцем.
— Итак, мы остановились… — Дженовиц сделал паузу, потянулся к ящику стола и выдвинул. Я услышала шелест: он вынимал карамельку из фантика. В следующее мгновение он засунул конфетку в рот и, посасывая, продолжил: — Итак, мы обсуждали компетентность. Вы говорили о том, что в некоторых вопросах полагаетесь на других людей и поручаете им часть дел. А как вы считаете, для работающей матери это необходимо?
— Нет, — более спокойно ответила я. — Я считаю, что это необходимо для любого преуспевающего руководителя.
Но может ли работающая мать обойтись без этого?
Я часто обсуждала этот вопрос с женщинами, с которыми работала — моими помощниками в офисе, менеджерами магазинов, партнерами. У большинства из них были дети. И мы постоянно делились многочисленными историями.
— Работающей матери нужна помощь. У нее слишком много работы, чтобы со всем справляться самостоятельно.
— Ну, в таком смысле помощь тоже можно считать работой. Переходим к следующему пункту. Организованность. Сколько баллов вы можете себе дать?
— Организованность? Девять.
Дженовиц снова пососал карамельку и продолжил:
— Творческое начало?
Что за черт? Если он захочет назвать меня самодовольной, он все равно сделает это.
— Девять.
— Одержимость?
— Три.
Он выглядел удивленным, высоко подняв свои густые брови и засунув конфетку за щеку.
— Вы не считаете себя одержимой?
— Нет. А что, мой муж считает?
Дженовиц раскусил конфету. Я терпеливо ждала, пока он разделается с ней окончательно и ответит на мой вопрос. Через минуту он вдруг разразился тирадой:
— Он упоминал об этом. Ему казалось, что вы одержимы своими достижениями. Он боялся вашей непреклонности, когда дело касалось расписания детей и ваших завышенных требований к ним.
— Я бы сказала, что завышенные требования исходили как раз от него. Именно он очень сильно расстраивался, когда Джонни получал низкую оценку или Кикит снова начинала картавить.
— Ваш муж утверждает, что у детей были заняты практически все вечера после школы. Вас не беспокоило, что у них совсем не оставалось свободного времени?
— У них оно оставалось: ужины, вечера, свободные от занятий дни, выходные. И я старалась планировать свою работу так, чтобы проводить это время с детьми.
— Сложно приходилось?
— Как правило, нет. Я начальник и могу работать когда захочу. Возвращаясь к вопросу о помощи, я хочу заметить, что у меня замечательные сотрудники, которые всегда поддерживали меня. Первое, что я сделала, когда «Викер Вайз» начала расти, — наняла квалифицированный персонал. Дети всегда стояли для меня на первом месте. Все сотрудники знают об этом.
— Звучит очень убедительно. — Но по тону голоса Дженовица я поняла, что он не принял мои слова всерьез.
— Спросите людей, с которыми я работаю, — предложила я. — Пожалуйста. Их имена есть в списке. — Помимо тех шести человек, которые знали Кикит и Джонни лучше всего, я включила в список еще и менеджеров из магазинов в Эссексе и Вайнярде, и конечно же, Броди.
— А вы когда-нибудь хотели заниматься чем-нибудь еще?
— Вы имеете в виду карьеру? — он кивнул, и я продолжила. — Я мечтала стать врачом. Знаете, такая детская мечта — спасать людей. Но потом я начала изучать биологию. Она мне давалась с трудом.
— Именно поэтому вы отказались от своей мечты?
— Частично. И из-за денег, вернее, их отсутствия. Потом я встретила Дэниса, у него имелись кое- какие деньги. Но к этому времени я уже увлеклась дизайном интерьеров и забыла о профессии врача. К тому же Дэнис хотел, чтобы его жена целиком посвятила себя ему.
— А дизайнер по интерьеру мог себе это позволить? — спросил Дженовиц и снова полез в ящик.
— Я закупала мебель для магазинов. Я бросила работу, когда вышла замуж, и стала внештатным дизайнером.
Он слушал меня, склонившись над ящиком, пытаясь что-то найти там.
— А как Дэнис это воспринял?
— Прекрасно. По-моему, он вообще не догадывался, что я работаю. Он был ошеломлен, когда пришло время уплаты налогов, и он увидел, сколько я заработала. Не то чтобы это была слишком крупная сумма, но гораздо больше, чем он ожидал. На протяжении долгого времени я выполняла свою работу незаметно.
— Но не сейчас, — сказал Дженовиц. Он достал новую карамельку, снял с нее фантик и сунул конфетку в рот.
— Возможно. Раньше наша жизнь не зависела от моих доходов, а сейчас — да.
— Ваша-то точно. — Громко причмокивая языком, Дженовиц потянулся вперед и начал рыться в бумагах, лежащих перед ним на столе. — Ваш дом стоил, — он поднял брови, изучая цифры, — приличную сумму.
— Дэнис просто влюбился в него.
— А вы нет?
— Не в этот дом. Я выбрала другой. Более древний и более необычной архитектуры. Он стоил дешевле, но нуждался в серьезном ремонте.
— А Дэнис выбрал похожий?
— Нет. Ему нравился колониальный стиль. Именно такой дом мы и купили.
— Но вы же любите красивые вещи?
— А кто не любит?
— Мы говорим о вас, миссис Рафаэль. Меркантильность. Оцените, пожалуйста.
— Пять, — не раздумывая, ответила я. — Я трачу деньги на те вещи, которые могу себе позволить, и наслаждаюсь ими. Но я великолепно смогла бы прожить и без них. Что и делала долгое время.
— А… ну да. Но аппетиты постепенно растут. Ваши дети сейчас имеют больше, чем вы когда-то. Вам не кажется, что они испорчены?
— Возможно, немного. Родители любят, когда у их детей есть вещи, которых они сами были лишены в детстве. И я не исключение.
