— Когда же ты ей наконец рассказала?
Грейс вся сжалась.
— В четверг. В переулке возле кондитерской, после того как попыталась украсть босоножки. Тогда мама впервые об этом узнала.
Джон задумался, потом повернулся к Деборе.
— В день аварии, когда Грейс садилась за руль, вы заметили в ее поведении что-нибудь необычное?
— Нет, ничего, — ответила Дебора. — Она полностью себя контролировала. Я еще удивилась, как спокойно Грейс ведет машину в такую грозу. Теперь я понимаю, что пиво придало ей фальшивой уверенности. Но я не могу сказать, что причиной стало то, как она вела машину. И полиция штата, кстати, такого же мнения, — напомнила она.
Джон выпрямился и сдвинул брови. Из офиса слышались приглушенные звуки — поскрипывание стула, неразборчивый голос, телефонный звонок. Теперь же все смолкло.
Дебора почувствовала себя неуверенно. Беспристрастность Джона Колби придавала ему огромную силу.
Наконец он поднял глаза и, прокашлявшись, обратился к Грейс:
— И что ты думаешь теперь, когда ты здесь?
Грейс, похоже, была не готова к такому вопросу. Она на минуту задумалась и ответила:
— Я боюсь.
— Чего?
— Того, что мистер МакКенна умер. Что мне придется жить с этим до конца жизни. И неважно, что говорят о том, как я вела машину. Я всегда буду об этом помнить.
— Но ты пила не одна.
— Но именно я сбила человека.
— Твои друзья тоже пили.
— Видите ли, это меня и пугает. Теперь вы понимаете, что они будут меня за это ненавидеть.
— Похоже, тебе уже и так очень плохо в школе.
Грейс кивнула.
— И что же может положить этому конец?
Ее глаза наполнились слезами.
— Я не знаю.
Джон замолчал. Минуту спустя он спросил:
— Тебе кажется, что ты заслуживаешь наказания? Поэтому ты украла босоножки?
Грейс опустила голову.
— Наверное. Понимаете, я совершила столько плохих поступков, и мне все сходило с рук. Может, и бывают ребята, которые могут сделать это и спать спокойно. Но я не могу. — Она подняла голову. — Я не могу спать, все время думаю об этом. Все время спрашиваю себя, кто об этом знает.
— То есть ты здесь сегодня, потому что не можешь жить с постоянным страхом быть пойманной?
— Нет. Дело не в этом. — Ей явно было нелегко. — Ну, может, отчасти. Дело в том, что мой поступок был плохим. Он не позволяет мне считать себя хорошим человеком. Он не позволяет мне думать, что когда-нибудь я смогу добиться чего-то в жизни.
Ощутив, несмотря на обстоятельства, прилив гордости, Дебора хотела взять дочь за руку, но сдержалась. Грейс необходимо было справиться с этим самой.
Джон сидел, глядя в стол, а их жизнь висела на волоске. Единственным звуком был приглушенный шум в офисе. Наконец начальник полиции перевел взгляд с Грэга на Дебору.
— Это один из тех случаев, когда мне хочется, чтобы у нас все еще были позорные столбы. — Он посмотрел на Грейс. — Знаешь, что это такое?
Побледнев, она кивнула.
— Как в «Алой букве».
— Мы бы привязали тебя на главной площади. Постояла бы денек и все. Очень просто. И эффективно. Сейчас все сложнее. — Он снова посмотрел на Грэга и на Дебору. — Слишком сложно, чтобы быстро все решить. Похоже, мне нужно поговорить с окружным прокурором.
Дебора подумала о том, что они не смогут ждать, что им действительно нужно быстрое решение, что вмешательство прокурора только продлит мучения, но тут раздался стук. Дверь приоткрылась ровно настолько, чтобы Джон смог увидеть стучавшего. Колби встал.
— Сейчас вернусь, — сказал он и закрыл за собой дверь.
Дебора взяла Грейс за руку. Рука была ледяной. Дебора потерла ее своими ладонями.
— Что нам делать? — спросила девочка.
Дебора посмотрела на Грэга, который только пожал плечами.
— Идти к прокурору не самая удачная идея, да? — спросила Грейс.
Грэг подошел и тронул ее за плечо.
— Может, и нет. Все может оказаться так же просто, как и то, что Джон говорил о гражданском иске. Если теперь любое решение зависит от прокурора, обвинение в укрывательстве могут аннулировать и отклонить.
Дебора понимала: проблема состояла в том, что при вмешательстве прокурора совместное решение будет более строгим, именно для того, чтобы избежать разговоров об укрывательстве. Грэг тоже это знал. Она прочитала это в его глазах, когда он на нее посмотрел.
В наступившей тишине до них доносились приглушенные голоса снаружи. На этот раз Дебора услышала тиканье огромных часов на стене. Секунды казались бесконечными. Она уже готова была закричать, когда дверь наконец открылась.
Джон закрыл ее за собой и на минуту остановился. В руках он держал какие-то бумаги и казался ошеломленным.
— Что ж, — сказал Колби наконец. — Это уже что-то. — Он потер шею и посмотрел на них. — Похоже, Кельвин оставил записку.
Дебора бросила быстрый взгляд на Грейс и повернулась к Джону.
— Предсмертную записку?
Кивнув, начальник полиции положил перед ней небрежно сложенный втрое лист бумаги с аккуратным текстом. Сам встал рядом, скрестив руки на животе. В одной руке он все еще сжимал конверт.
Дебора развернула записку и с бешено бьющимся сердцем прочитала ее. Предсмертная записка была лаконичной, ничего не объясняла и была такой же загадочной, как и человек, написавший ее.
«Когда ты это получишь, меня уже не будет. Прости меня. Я так больше не могу. На каждую хорошую минуту приходится пять плохих. Я устал».
Эти слова были написаны тем же аккуратным почерком, который Дебора видела в рефератах Грейс по истории.
Чувствуя поднимающуюся волну смешанных чувств — чрезвычайное облегчение, глубокую грусть, удивление из-за того, как вовремя эта записка появилась, — она передала бумагу Грейс, которая прочитала ее одновременно с заглядывающим через плечо Грэгом.
— Откуда это у вас? — спросила Дебора у Джона.
— Том МакКенна только что принес. Он получил ее сегодня утром, — переслали из абонентского ящика в Сиэтле. — Джон передал ей конверт.
— Адресовано Тому.
— Да. На штампе дата следующего дня после аварии. Кельвин, должно быть, бросил его в почтовый ящик непосредственно перед своей пробежкой под дождем.
— Но Том живет в Кембридже, — заметила Дебора. — Зачем Кельвину отправлять это в Сиэтл, а не прямо Тому?
— Я спросил об этом Тома. Он сказал, что так работала мысль Кельвина. Он знал, что Том получит это письмо, потому что именно он станет его наследником.
Грэг забрал у Грейс письмо, выпрямился и перечитал еще раз, а Грейс в это время, широко распахнув глаза, обратилась к Деборе:
