О физике и школе Ландау мы немного поговорили, вернемся теперь к нашим дрязгам. Начну, пожалуй с 'Курса теоретической физики'.
Б.Г.:Далее И.Л. поясняет свои слова на единственном примере первого тома Курса, 'Механики'. Я их здесь опускаю для краткости. В общем, примерно то же об этой книге писал профессор Ю.Н. Ранюк, это уже обсуждалось в Главе 2. Но 'Механика' - всего один, самый тонкий из томов Курса. И.Л. ни единым словом не касается трех толстых и сложнейших томов 4, 9 и 10, написанных уже без всякого участия Ландау.
И.Л.: А я должен обсуждать эти тома? Я никогда не высказывал утверждения, что только мой отец имеет право писать учебники по теоретической физики. Я даже никогда не возражал, что эти книги, написанные без участия моего отца, были всунуты в состав курса Ландау и Лифшица. Единственное, что меня возмущало и, думаю, будет возмущать всю оставшуюся жизнь - это то, что в этом усматривается какое-то особое благородство Евгения Михайловича. Я уже писал, что именно побудило Лифшица добиваться того, что эти книги вышли под 'крышей' Курса. Ниже я это повторю еще раз с большими подробностями, а сейчас я хотел бы рассказать о том, как это вообще случилось. Как у этого курса появился 'второй титульный лист'. Начну с короткой цитаты из книги Горобца:
И.Л.: Да, он этого не знает и дальше пускается в пространные фантазии, имеющие довольно смутное отношение к действительности. Поскольку я знаю эту историю, как говорится, из первых рук, изложу ее здесь. Сразу скажу, что в получении этого согласия есть и моя вина. Если говорить правду, я до сих пор этого стыжусь. Но давайте по порядку.
В самом начале бумагу, с уже напечатанным согласием, бросили к нам в почтовый ящик. Ее надо было только подписать. Но об этом не было и речи - отец был категорически против того, чтобы его имя стояло на книгах, соавтором которых он не является. Так закончился первый, но не последний этап этой эпопеи. Упорство Евгения Михайловича ясно показывало, что он решил добиться своего и таки получить имя Ландау на эти книги. На желания самого Ландау ему было наплевать. Такой, понимаете ли, особый вид благородства.
Через некоторое время маме позвонили из издательства (кажется, оно в то время называлось 'Наука') и попросили приехать. Поехали мы вместе. Встретили нас очень приветливо, усадили и начали уговаривать уговорить отца дать это самое согласие. Все объяснения были очень человеческие. Что набор книги готов, а Евгений Михайлович категорически отказывается подписать окончательное разрешение на тираж пока имя моего отца там не фигурирует. Что, поскольку набор уже готов, они при всем желании не смогут все переделать обратно к надлежащему сроку. Были и прямые угрозы. Специально вызванный юрист показывал нам статью, кажется, гражданского кодекса и объяснял, что это как раз тот случай, когда государство имеет право изъять авторское право у его владельца.
Но уговоры не ограничивались издательством. Они продолжались и дома, и в институте, где я тогда проводил много времени. Горобец пишет: '
И я не выдержал этого давления. Самое главное, что я, по своей тогдашней наивности, не понимал, зачем Евгений Михайлович этого добивается. Мне казалось, что это какая-то ерунда, не имеющая никакого значения, и гораздо проще согласиться, чем продолжать эти бесконечные споры. Не знаю, задумывался ли отец над побудительными причинами, он был просто в принципе против своего имени на чужих книгах. А мать, она все поняла сразу. Не знаю, почему она мне не объяснила. Может быть, она думала, что и сам все понимаю, а, может быть, берегла 'мою юную душу' от преждевременных разочарований. Не знаю, я никогда об этом не спрашивал, а с годами и сам понял, что имя Ландау гарантирует покупку этих книг всеми научными библиотеками всего земного шара, да и многими частными покупателями. Нет, я не хочу сказать, что эти книги плохи. Я их и не читал. Очень надеюсь что они хорошие. Но, если какие-то люди написали даже очень хороший учебник, потребуется немало времени и усилий, чтобы пробить такому учебнику дорогу на мировой рынок. Имя же Ландау на 'левом титульном листе' решало все эти проблемы в одночасье.
Понимай я все это тогда, я бы не стал уговаривать родителей поставить эту проклятую подпись и не было бы у 'ландауведов' еще и этого повода восхищаться благородством Лифшица, выпускавшего свои книги с именем Ландау на 'левом титульном листе'.
Если позволите, еще несколько слов о благородстве. Среди книг этого курса остается пока целый ряд, у которых по-прежнему только два автора - Ландау и Лифшиц. Первоначально гонорар делился поровну. Но в изданиях, вышедших уже после смерти отца, делались некоторые изменения. Так вот, каждая измененная фраза подсчитывалось, соответствующая бумага подавалась в издательство и доли гонорара пересчитывалась. Не подумайте, что я переживаю из-за денег. Отнюдь! Более, того, я считаю, что это справедливо. Но не надо в таких ситуациях говорить о благородстве - его здесь нет.
***
Раз я уже начал говорить о курсе теоретической физики, я хочу обсудить еще одно место из книги Горобца.
Б.Г.: Самое первое предложение о соавторстве по 4-му тому Е.М. сделал Игорю Иехиельевичу Дзялошинскому (позже ставшему членом-корреспондентом АН СССР, в 1990-х гг. он эмигрировал в США). Он считался знатоком в квантовой электродинамике. Но Дзялошинский сразу же оговорил свое участие условием, что расстановка авторских фамилий должна быть в порядке алфавита. Е.М. не принял этого условия, оценив заранее соотношение реальных вкладов обоих соавторов.
И.Л.: По моему не очень авторитетному мнению, Дзялошинский является существенно более сильным теоретиком, чем Е.М. Лифшиц, и ожидать от него, что он согласиться с не очень щедрым предложением Лифшица, было, по меньшей мере, легкомысленно. К счастью для Евгения Михайловича, среди сотрудников теор-отдела оказался и Лев Петрович Питаевский, фамилия которого в алфавитном списке шла после Лифшица. Он и стал постоянным соавтором Евгения Михайловича по работе над книгами и является соавтором всех томов, написанных без участия моего отца.
Как всем известно, моему отцу, который терпеть не мог писанины, соавтор был просто необходим. А зачем соавтор Лифшицу - ведь в умении писать ему не откажешь? Неужели он сам, без Ландау или другого соавтора, не был способен к написанию этих книг? Неужели он недостаточно разбирался не только в квантовой электродинамике, но и в физической кинетике и статистике, чтобы написать хотя бы один из этих трех томов самостоятельно?
***
Заметная часть книги посвящена 'доказательствам' того, что моя мама работала на КГБ и шпионила за отцом. У меня нет желания еще раз все это перетирать. Мне кажется, что я уже достаточно высказал по этому поводу в тех трех материалах, которые помещены в начале этого текста. Прокомментирую только этот короткий отрывок.
Б.Г.: После первой публикации статьи 'Секретный сотрудник рядом с академиком Ландау' в НГ-Наука в газету пришло несколько писем, но мне их не показали. Через полгода поместили в
