— К мастеру-наставнику Сандлеру, — произнес Иннокентий.
— Как доложить?
— Начальник городского отделения вспомогательной полиции — Иннокентий Кабанов.
— Ждите здесь, герр Кабанов! Я доложу!
Мальчишка убежал, а Иннокентий заглушил мотоцикл, поставил его на подножку и закурил. Ветер стих, снег разошелся, кружась в воздухе невесомыми пушистыми хлопьями. Здесь, за городской чертой, он практически не таял, засыпая землю, облетевшие деревья и кустарники рыхлой белой пеленой. Кабанов докурил, затоптал окурок заляпанными грязью сапогами, и вдохнул полной грудью свежий морозный воздух. От избытка кислорода закружилась голова, Кабанов покачнулся, но устоял на ногах, ухватившись за мотоциклетный руль. Когда схлынуло головокружение, Иннокентий, опомнившись, скинул с плеч замызганную плащ- палатку и бросил её на сиденье мотоцикла. Потом нагнулся, зачерпнул добрую пригоршню снега и принялся приводить в порядок сапоги, счищая с них комья грязи. Критически оценив результаты своего труда, Кабанов хмыкнул и произнес:
— С пивом потянет! Куда же этот гонец запропастился?
Мальчишка появился минут через пятнадцать:
— Герр Кабанов, идите за мной.
Караульный довел Иннокентия до школьной канцелярии, на крыльце которой начальника полиции ждал мастер-наставник.
— Рад видеть тебя, Иннокентий! — приветливо произнес Михаэль. — Как здоровье супруги?
— Спасибо, герр Сандлер, все обошлось! Доктор сказал — жить будет.
— Отлично! — кивнул Михаэль. — Ну, и молодец, что приехал.
— Вы сказали, что можете попытаться помочь… — осторожно «прозондировал почву» полицай.
— Обещал, что попробую — значит, так и будет, — подтвердил Сандлер. — Я тут вчера запросил твое личное дело, — неожиданно перевел он разговор в другую колею, — что ж ты не сказал, что обучался в диверсионной школе Абвера?
— Да как-то не пришлось… — пожал плечами Кабанов. — А это важно?
— Для тебя — да. Хочу предложить тебе место наставника в нашей школе.
— А как это может мне помочь?
— Я уже говорил, есть у меня одна идейка… Главное, чтобы твою кандидатуру одобрило начальство. Пойдем, поговорим.
Они вошли в канцелярию. В приемной Сандлер остановился возле секретарского стола.
— Герр оберстлёйтнант на месте? — осведомился он.
— А вам назначено? — томно произнес женоподобный секретарь-адъютант Ноймана Анхельм.
— Да, я договаривался о встрече.
— Тогда проходите, господа, — растягивая гласные, почти пропел секретарь.
Сандлер постучал в дверь начальника школы, а затем, распахнув её, спросил:
— Герр оберстлёйтнант, разрешите?
— Заходи, Михаэль. Показывай своего протеже.
— Герр Нойман, разрешите вам представить: Иннокентий Кабанов, начальник городского отделения вспомогательной полиции…
— Знаю, знаю, личное дело проглядел. Думаешь, стояще приобретение для нашей школы.
— Так точно, герр Нойман. Наставников у нас не хватает, а из тех, что есть, никто не обладает реальным опытом антипартизанской борьбы, диверсионными навыками…
— Да-да, я читал дело, — напомнил Нойман. — Славянин? — обратился к Кабанову Бургарт.
— Так точно, герр оберстлёйтнант! Русский.
— Женат?
— Так точно!
— Ладно, оформляй бумаги на перевод. Жилья на территории школы навалом. Перевози семью — и за работу!
— Есть, герр оберстлёйтнант! — отчеканил Кабанов, взглянув непонимающим взглядом на Сандлера.
— Иди, иннокентий, — произнес Михаэль. Дождавшись, когда полицай покинет кабинет директора, Сандлер произнес: — Герр Нойман…
— Что еще, Михаэль?
— У меня есть одна просьба, вернее предложение…
— Я слушаю.
— У Кабанова есть сын. Поспособствуйте его переводу в нашу спецшколу.
— Сколько лет? — поинтересовался Бургарт.
— Скоро восемь.
— Объясни, для чего?
— Хочу попробовать в виде эксперимента: может быть, стоит брать в обучение детей с более раннего возраста. Если получится…
— Я понял тебя, Михаэль, — кивнул Нойман. — Что ж, попробуй…
— Спасибо, герр Нойман! — поблагодарил директора Михаэль.
— Иди уже! — махнул рукой оберстлёйтнант. — И так работать некому!
Глава 11
24.12.1962
Рейхскомиссариат «Украина».
«Псарня» — первый детский
военизированный интернат
для неполноценных.
Во второй половине декабря неожиданно ударили жестокие морозы, несвойственные для мягкого украинского климата. Столбик термометра в ночное время частенько опускался ниже отрицательной тридцатиградусной отметки. В связи с наступившими холодами и участившимися обморожениями курсантов, оберстлёйтнант Нойман распорядился не гонять мальчишек на улицу. Временно были прекращены уже вошедшие в привычку утренние пробежки с полной выкладкой, лыжные кроссы, полоса препятствий и прочие «развлечения» на свежем воздухе. Выстроенный незадолго до наступления холодов просторный спортивный зал не мог вместить всех «желающих». Поэтому для мальчишек наступила настоящая лафа: только регулярные занятия в классе и редкие — в спортзале. Появилось больше сводного времени: мастера-наставники слегка «ослабили туго натянутые поводки», разрешив воспитанникам даже валяться на нарах до наступления отбоя. Вовка же, к своему удивлению, сошелся накоротке с бывшим начальником полиции Кабановым и его семьёй, у которых и проводил львиную долю своего свободного времени. Иннокентий, до безумия любивший свою жену и сына, оказался человеком со сложным, порой даже тяжелым характером. Но то, с каким трепетом он относился к своим близким, Вовка заметил в первые дни после переезда семьи Кабанова из города в преподавательский корпус на территории школы. Сын бывшего полицая — Ромка, с молчаливого одобрения Ноймана был зачислен в первое отделение первого взвода. Так уж вышло, что с первых дней пребывания малолетнего отпрыска Кабанова на «Псарне» Вовка взял над Ромкой негласное шефство: быстренько отвадил пинками и подзатыльниками от пацаненка любителей злобных и безответных шуток, чем заработал «горячую» благодарность от матери опекаемого мальчишки. Екатерина Кабанова — мать Ромки, бывшая учительница русского языка и литературы, привезла с собой из города шикарную библиотеку. Пригласив в знак благодарности Вовку к себе на ужин, она почти силой навязала ему одну из многочисленных книжек. По всей видимости, фрау Кабанова знала, чем заинтересовать ершистого подростка: первой книжкой, которую из вежливости пришлось прочитать
