– Абсолютно. Я никогда не была так счастлива, как в последние два дня. Я освободилась от страсти, которая давно потеряла смысл. Заставив меня посмотреть правде в глаза, вы дали мне еще один шанс в жизни. И я намерена этой возможностью воспользоваться сполна. Мэйсон, дорогая, я даже не знаю, как вас благодарить!
– Вы меня уже отблагодарили. Ваша помощь будет нам незаменимым подспорьем. И Ричард так же благодарен вам, как и я.
Эмма засмеялась:
– А вот в этом позвольте усомниться.
– Но это так. Я сказала ему, что следила за ним в ту ночь, когда он пошел к вам. Он знает о нашем разговоре. Должна признать, он не слишком охотно решился вам довериться. Но, Эмма, он действительно пытается измениться. Он знает, что должен измениться. То, что вы считали невозможным, произошло. Он порвал с Хэнком. Я воспользовалась вашим советом и довела дело до конца.
У Эммы от удивления расширились глаза.
– Ну-ка расскажите немедленно!
Мэйсон пересказала все то, что произошло возле обсерватории.
– Ах, эта змея, Хэнк! Я знала, что ничего хорошего он затевать не станет. Но такое предательство?! Дмитрий Орлов! Нашел с кем связаться! И как это все воспринял Ричард?
– Именно так, как вы предсказывали. В этом и лежал ключ к разгадке его прошлого. Он все мне рассказал, Эмма. Все.
У Эммы блеснули глаза.
– Всего несколько дней назад я бы умерла, если бы узнала, что стоит за этим «все». Но теперь я считаю, что это должно остаться между вами двумя. Я так счастлива за вас, Мэйсон. Теперь мы обе имеем то, что хотим иметь.
– Не совсем. Ричард открылся навстречу тому, что его преследует, но он не освободился. Он до сих пор во власти прошлого. Он все еще видит кошмары. И, как вы видите, его одержимость картинами, той легендой, что они представляют, все еще движет им. Мне на эти картины наплевать, и я никогда не буду счастливой, пока они не уйдут из нашей жизни.
Эмма сочувственно кивнула. Только она могла полностью понять Мэйсон. В конце концов, разве она сама не была в ее положении, когда три картины Пуссена оказались для него важнее живой любящей женщины?
– И что вы намерены делать?
Мэйсон ответила не сразу. Затем она взглянула на Эмму и сказала:
– Я заставлю его сделать выбор между мной и моими картинами.
Ночь кончалась, но Ричард еще не закончил подкоп. В очередной раз воткнув лопату в грунт, он вдруг со счастливым облегчением почувствовал, что грунт стал податливее, мягче. Еще немного, и в лицо ему ударил луч света. Все-таки они это сделали!
– Мы пробились! – крикнул он, обернувшись. – Готовимся к наступлению.
Ричард просунул лопату в образовавшееся отверстие и повернул ее, пытаясь его расширить. Лопата ударилась о какой-то металлический предмет. Тогда Ричард отвел ее назад и снова с силой толкнул вперед, пробив препятствие. Послышался зловещий шипящий звук.
– Я повредил трубу с газом! – крикнул он, обернувшись. – Быстро отходите назад!
Схватив лампу, Ричард пополз назад, к широкому концу туннеля. Но, оступившись, выронил лампу. Она упала, покатилась, и керосин струйкой потек по каменному полу.
Ричард изо всех сил бросился назад, но волна горячего воздуха подхватила его, подняла с пола и покатила по коридору.
Глава 33
Отец Гастон прибыл в тюрьму Сантэ ровно в восемь утра, за два часа до казни, тайно назначенной на десять утра. Проходя под конвоем по тюремному двору, он не мог не заметить, что все учреждение было превращено в военный лагерь. Кольцами расположенные улицы Монпарнаса были запружены солдатами, а на внутреннем дворе, где уже успели установить гильотину, плотными рядами стояли бойцы ударного отряда полиции.
– Видите ту белую трибуну возле гильотины, святой отец? – показал на турникет один из конвоиров. – Это для самого президента Франции. Охрана получила известие вчера вечером о том, что его превосходительство может пожаловать на казнь самолично. Почтить нас своим присутствием.
Отец Гастон взял в руку большое деревянное распятие, висевшее у него на шее, и поцеловал его.
– Да свершится воля Господа, – пробормотал он.
Когда они поднялись на второй этаж, где приговоренная доживала свои последние часы, охранник сказал:
– Простите, святой отец, но я вынужден вас обыскать.
– Обыскать меня? Но зачем? Я ведь тут, чтобы принять исповедь и причастить женщину перед смертью.
– Здесь каждого велено обыскивать. Приказ. Даже самого папу римского пришлось бы обыскать, если бы он решил к нам пожаловать.
Священник вздохнул:
– Ну что ж. Надо так надо.
