Эйнсли скромно ретируется, а Зеркальное общество приступает к праведной акции.
Эвелина успешно добралась до этого места и замерла, неотрывно глядя на пламя свечи, которое мерцало и трепетало, как будто под ее пристальным взглядом.
— В чем дело, Эвелина? — спросил Макнайт, наклонившись к ней. — Что вы видите?
Она широко раскрыла глаза.
— Куда они ее увезли?
Тишина.
— Что они с ней делали?
Ее губы искривились.
— Я вижу маленькую девочку…
— Да?
— Она заперта в комнате.
— В доме? Это большой дом?
— В подвале.
— Они заперли маленькую девочку в подвале?
Эвелина сглотнула.
— Там… много еды.
— Они бьют ее?
— Нет. — Эвелина покачала головой, но так, что становится ясно — реальность много хуже.
— Тогда что они с ней делают?
Никакого ответа.
— Вы должны сказать нам, Эвелина. Пока еще мы можем ее спасти. Что они с ней делают?
Эвелина словно сама не могла в это поверить.
— Они…
— Да?
— Они внушают.
— Я ходила за ней, делала все, что нужно, — говорила Лесселс, теребя тряпку на коленях, — следила, чтобы у нее все было. Доктор Болан осматривал ее почти каждый день. Я никогда не испытывала к ней ненависти. Никто из нас не испытывал к ней ненависти. Но ею так трудно было управлять…
Гроувс кивнул, прекрасно ее понимая:
— Она огрызалась на вас?
— Она плевалась, пиналась, не слушалась.
— И как вы ее наказывали?
— Я была там не для того, чтобы наказывать ее.
— Тогда что вы с ней делали все это время?
— Не я, говорю же вам. Я ничего с ней не делала. Я только…
— Да-да, — раздраженно перебил Флеминг. — Вы уже объясняли это, мадам. А остальные? Расскажите нам, что они с ней делали.
— Они ей читали. Ему. Тому, у нее в голове.
— Что читали?
— Библию… катехизис… этому не было конца.
— Они читали ей Писание, так?
— Писание, и еще.
Флеминг покачал головой.
— Зачем, ради всего святого?
— Они пытались приручить его. Обратить. Но его нельзя обратить.
— Нельзя обратить дьявола?
— Да, дьявола.
Флеминг устало вздохнул.
— Мы до нее не дотрагивались, — повторяла Лесселс. — Сначала нет.
— Сначала? — спросил Гроувс, но она опустила глаза.
Это непрерывный обстрел: псалмы, молитвы, послания, заклинания. Мозг маленькой девочки превратился в театр военных действий. И хотя начали они с честолюбивого намерения снова превратить Люцифера в сияющего серафима и вернуть его в обители Божии, очень скоро перед ними будет стоять только одна цель — убить его.
Придя в ярость от предательства, Светлячок надежно схоронился в воображении Эвелины, в глубинах быстро разрастающегося и тщательно возводимого ада. Он закидывает крючья и кошки, строит укрепления, затем крепость и готовится к Армагеддону. Если он дал заманить себя в эту ловушку, значит, стал слишком простодушным, только и всего. Но теперь он во всеоружии, им не удастся ни изгнать его, ни убить.
Осаждающие поражены его жизнеспособностью. Они орошают сознание Эвелины — самое ее душу, — читая ей Писание, а жилец не ослабевает. Они забрасывают его огнем и серой, а он не поддается. Они судят его и требуют сознаться во всех преступлениях, а он просто не слушает. Брань неизбежно переходит на Эвелину.
— Ты защищаешь его, девчонка? — кричит Смитон с пеной у рта. — Ты с ним в сговоре?
Они очень осторожны и никогда не заходят в комнату, когда она спит. Потому что в это время Светлячок иногда разгуливает по подвалу, громко выражая свое негодование и колотя по стенам с громкостью полковых барабанов. Иногда он материализуется в бывшей спальне Эвелины. На лестнице. На Драмгейтском кладбище, которое она подсмотрела в расшатавшиеся ставни. А однажды даже в дортуаре пансиона для неимущих девиц в Фаунтенбридже.
Но он уже не носитель света, ведь осада началась именно для того, чтобы преобразить его. И поскольку охотничий домик перестал быть надежным укрытием, нужно искать новую тюрьму.
— Она была хитрой, — сказала Лесселс. — Сама собой напрашивалась мысль, что она с ним заодно.
— С дьяволом?
— Она делала вид, что бодрствовала — глаза широко открыты, — потом резко падала и засыпала, и появлялся он. Несколько раз нам просто повезло, удалось убежать. Повезло, что мы смогли выскочить из комнаты.
— А вы его видели? — с любопытством спросил Гроувс. Перед ним все еще стояла та морда.
— Да. — Но было видно, что эти воспоминания для нее непереносимы.
— И это был тот же самый зверь, который гнался за вами прошлой ночью?
— О нет. — Она побледнела и подняла глаза. — Сейчас намного страшнее.
— В нем и тогда не было ничего человеческого?
— Человек… летучая мышь, с волчьими зубами — начиналось так, а потом все хуже и хуже.
— Как же вы удерживали его?
— В доме стало опасно. Но полковник Маннок, ему принадлежал крошечный остров к северу от Форта, а на острове был маяк…
Они вывозят из охотничьего домика все, разбрасывают по полу подвала гвозди и битое стекло и поджигают дом вместе с пансионом для неимущих девиц в Фаунтенбридже. Они прячут Эвелину на шлюпе, набрасывают ей на голову черный войлочный мешок и ночью перевозят ее на остров Инчкейд. Когда она сопротивляется, ее бьют. Когда извивается и визжит, доктор Болан применяет хлороформ.
К маяку из желто-зеленого песчаника, выпирающему из тумана, они прибывают на рассвете. Эвелину запирают в складском помещении без окон, где хранятся запасы хлопковых фитилей, угля, касторового масла и овсяной муки. Из внешнего мира до нее доносятся только грохот волн и несмолкаемые крики бакланов и говорушек. Члены Зеркального общества регулярно приезжают сюда, чтобы продолжить атаку на дьявола, но то, что обещало быть короткой схваткой и молниеносным разгромом противника,
