пор не путает. Разницу между аппетитом и голодом самым верным образом определяет наличие в доме несъедобных домашних животных, которые в свою очередь, как ни горько это понимать по опыту поколений, не просто маленькие наши друзья, а и съедобные домашние резервы. Простой человек не имеет об этом представления, а Сигорд, во дни былые, не раз и не два заглядывался на упитанных левреток... На крыс пытался охотиться... Об этом стыде никому не расскажешь, так что теперь — ничего и никогда! Не честно было бы заводить зверушку, думая о ней, как о потенциальной... Вот если бы на природе, иметь свой заповедник, где все свободны и веселы... В городе — даже и лимузин с шофером не ограждает тебя от остального муравейника. Сын смеялся, конечно, вспоминая поездку в народ, ругань и толчки, а охранник Анджело — тот испереживался: а ну как босс вообразит, что он плоховато справляется со своими обязанностями? Да чтобы эту толпу отсечь-отпихнуть от сиятельного тела — целая рота телохранителей надобна, и той мало будет, когда толпа в час пик попрет на перроны! Сдержи, попробуй! Сам бы Анджело ни за какие коврижки не поменял бы лимузин с шофером на подземку! Опаздывать Сигорд не любит, видите ли!.. Никто не любит, а всякое бывает, в том числе и пробки. Сиди себе на заднем сидении, спи, телевизор смотри, дела — по телефону решай. Надо будет — Яблонски обед прямо к мотору принесет, в пробку. Неймется старому, опаздывал он... Однако, вроде, не рассердился на то, как Анджело справлялся в метро, и сказал, что впредь в эту вонь и грязь не полезет, лучше в моторе переждет. Это разумно. Анджело коротко глянул в зеркальце — смирно сидит хозяин, глаза прикрыл... Может, дремлет... Но уже и не ерзает, не предлагает подземным транспортом... Эта пробка — не пробка, через минуты три-четыре пересекут они Замковый мост, сразу же налево — и поедут, а не поползут...
— Остановись здесь. Вот что, Энджи, ты припаркуйся где-нибудь тут, развернись, если надо, и жди. Я сказал: жди. Уж наверное, мои слова и я сам — поважнее твоих инструкций, тем более, что нарушать закон, в отличие от инструкций, никто тебя не подталкивает.
— Но господин Сигорд...
— Что? — Сигорд замер с полуоткрытым ртом, словно бы приготовился слушать возражения, глаза кротко устремлены в пространство, чуть вверх и в сторону от Анджело... Не-ет, братишки, все назад и рты задраить: опять старикан не в том настроении, чтобы ему перечить...
— Я все готов сделать как скажете, но район-то больно уж трущобный.
— Я знаю этот район. Кроме того, у меня трубка, я тебя кликну в случае чего: либо позову, либо просто звонком. Если сигнал от меня поступит — немедленно выдвигайся вон туда, за угол, там будет пустырь. На пустыре заброшенный двухэтажный дом. Знаешь, какие до войны еще строили, или даже раньше? Вот, в районе этого дома я и буду. Либо в нем самом, он небольшой, увидишь и сообразишь. Ты понял?
— Да понять-то понял... Вот там, да? — Анджело рукой уточнил направление и Сигорд молча кивнул.
— А... могу я вас просто сопровождать, издалека, в пределах прямой видимости?
— Не советую. Просто жди.
— Я готов. — Анджело покорно рухнул за руль. От судьбы не уйдешь, в любом случае эта работа у него не вечная. Вот только чем и как он будет оправдываться, если со стариком действительно приключится беда? Да Рик его с дерьмом съест! Но подглядывать он все равно не станет, ибо служилый человек знает самую святую истину на свете: нет ничего хуже бездумного выполнения приказов, кроме проявленной инициативы снизу. При всех прочих равных условиях, лучше он пострадает за послушание, нежели за самодеятельность.
Сидеть. В трубку добавить громкость и вибровызов, положить ее на приборную панель, «беретту» к пупку поближе — и никакого радио. И сечь, хотя бы вдоль улицы, подступы к углу. Все что он может — он делает. Сигорд ушел, а Анджело остался наблюдать и развлекать себя мысленным составлением рапорта «про эпизод».
Пустырь словно бы осел и ужался за эти годы... Раньше он Сигорду казался огромным, просторным, с высоченными грудами щебня и иного мусора... Да еще сорняки лезли едва ли не по грудь, поверх скудной почвы... Двухэтажный дом с чердаком — тоже воспринимался большим, особенно в сумерках... А сейчас, весенним полднем, пустырь открылся обычным городским пространством, трущобным, кое-где с новой мелкой зеленью, так, невысокие руины посреди забытой свалки. Разве что подъездные пути из песка и глины разворочены множеством колес и гусениц — явно, что грузовая техника елозила на этом месте. Но никаких следов деятельности этой техники Сигорд не обнаружил. Сигорду вспомнилось, как он пришел сюда в прошлый раз, потерянный, разоренный, едва ли не в стельку пьяный, но не от выпивки, а от упавших на его голову несчастий. И до этого, как он жил здесь, бомжевал на чердаке, собирал утиль, пластмассу... Бутылки, ботинки, сумки... Нет, сумки с ботинками были чуть попозже, когда он задышал, помаленечку потихонечку стал возвращать себе человеческий облик. Надо же: а ведь он с тех пор ни разу не выпил! Ни пива, ни вина, ни кофе с коньяком... Даже не пригубил ни разу. Может быть... теперь-то чего бояться? Хорошего виски, к примеру. Не сопьется же он по новой. Да и сопьется — всех денег не пропить, хоть из ванны лакай. Сигорд представил, как он берет в руки тяжеленный стакан, на треть... на четверть наполненный шотландским виски, серебряными щипцами сам кладет туда пару кубиков льда... Все вокруг так и делают, все, кроме него. Они не спиваются, а он, видите ли... Он же не мальчик уже, шесть десятков наменял. Сигорд поймал себя на том, что кадык у него ходит ходуном, а пальцы мелко-мелко трясутся...
— Нет, моя прекрасная Сударыня! Сигорд слова не нарушит. Ведь я Тебе клялся!
Словно серебряные колокольчики рассыпались над пустырем в октябрьском небе — что это?! Сигорд задрал голову — послышался ему смех Весны, или это клин журавлиный? Без очков смотри не смотри... Может, трубка? Сигорд вынул трубку, посмотрел на экран — тихо.
— Сударыня! Госпожа моя, не смею Тебя просить... Но... Я так хотел бы взглянуть еще раз и... и...
Сигорд опомнился, запихнул трубку в карман пальто, обеими ладонями отер слезинки с глаз. Шмыгнул носом, раз, да другой. Что ж, чудеса на то и чудеса, чтобы не повторяться. Боже мой, какая здесь грязь и вонь, как это он раньше не замечал. В трех шагах валялся ком шерсти, именно он издавал зловоние: небольшое животное подохло этой, видать, зимой, а теперь труп оттаял. Кошка или маленькая собака. Сигорд заторопился к дому, стараясь ставить штиблеты на сухие участки поверхности. Вдруг обернулся, стараясь сделать это по возможности резко!.. Нет, по-видимому, Анджело не осмелился его ослушаться, не следит за ним. Хотя, может быть, и к лучшему было, чтобы присматривал: очень уж не понравилось Сигорду осознавать свою недавнюю беспомощность в плену у других людей. Кто бы они ни были: лягавый с дубинкой и наручниками, уголовник с пистолетом, ханыга с кирпичом в руке... Правда, тут нет никого, все тихо... Только он и дом. Дом и он. Большая зеленая муха стала нарезать круги вокруг Сигорда, словно бы препятствуя ему подойти ближе к дому. Откуда она такая большая взялась, неужто вырасти успела за первые теплые дни? Сигорд махнул рукой, муха жужукнула на прощание и растворилась в просторах освещенного солнцем пустыря.
— Ну, здравствуй, дом! Как ты тут без меня? — Сигорд заставил себя выговорить эти слова вслух, но застеснялся в последнюю секунду и поэтому они прозвучали невыносимо фальшиво даже для него самого.
Дом не ответил, и Сигорд чуточку приободрился. Вот вход, ступеньки перед ним, надо попробовать память организма, только аккуратненько, чтобы руки-ноги не переломать. Сигорд прислушался, обшаривая взглядом полутьму парадной, покрутил головой для страховки — нигде никого, кроме него... Он крепко зажмурил глаза, потом чуточку расслабил мышцы век, только чтобы отличать закрытыми глазами свет и тень, и на ощупь двинулся вперед: ему интересно было проверить — помнит ли его тело «родные» места обитания?
Однако, чертыхнувшись раз и другой, Сигорд вынужден был открыть глаза — ой, больно оказалось! Правым коленом ударился аккурат в торчащий железный прут, хорошо брюки целы остались. И локтем успел обо что-то приложиться, локоть тоже ноет и перемазан так, что рукой не отряхнуть. Что же ты, родимый, хозяина так встречаешь?
Но дом не ответил ему, и Сигорд двинулся дальше, уже смотря под ноги и по сторонам. Видимо, все же в этот дом нередко забредали какие-то существа, люди, а может, собаки... Засохшие кучки говна виднелись там и сям, возле некоторых виднелся лоскутный мусор, в котором, при некотором насилии над воображением, можно было увидеть нечто вроде подтирочных бумажек. С другой стороны, зачем собакам туалетная бумага? Тем более бомжам...
Дом одряхлел. Смешно говорить так о развалинах, где даже крысы случайные гости, но его прошлая
