— Ты уже заказал место на рейс до Америки?
— Как я могу это сделать? — Он удивленно посмотрел на нее. — Сначала ты должна вернуться домой. — Он налил вино в две кружки, потом спохватился: — Я забыл, ты не пьешь вина.
— Оставь, я выпью. — Ей было просто необходимо выпить, возможно, это поможет снять напряжение. Она помнила эффект от выпитого вина в тот вечер, когда целовалась с Питером на террасе.
Он протянул ей кружку, руки их соприкоснулись.
И сразу возникло воспоминание, как совсем недавно, во сне, он прижал ее к себе, какими нежными и мягкими были его губы. И ее потянуло к нему непреодолимо, с этим трудно было справиться.
Он отвернулся и, закинув голову, пил свое вино. Эль так и не дотронулась до своего и поставила кружку на стол.
— Я думала об этом.
Он посмотрел на нее, не понимая, о чем она.
— О чем ты думала?
— Я думала, что тебе надо покинуть страну прежде, чем я вернусь домой. Я должна знать, что ты в безопасности.
— Об этом не может быть речи, — решительно возразил он и сердито, одним глотком, опустошил кружку.
— Наша дружба и отношения, может быть, и изменились, — спокойно продолжала она, — но ведь мы были с тобой близкими друзьями, даже больше. Ты всегда был моим героем. И я в долгу перед тобой. Сколько раз ты спасал мою жизнь, пока мы росли вместе? Я не могу бросить тебя здесь, мне не позволит моя совесть.
Он посмотрел на нее долгим, проникающим прямо в душу взглядом.
— Ты ничего не должна мне, Эль… Элеонора. Я не смогу жить, если с тобой что-нибудь случится из-за меня.
— Ты и сейчас не можешь жить, тебя что-то мучает, — осмелилась она затронуть больную для него тему. — Шон! Скажи, что это?
Он вздрогнул.
Она испугалась, но продолжала упрямо:
— Что могло случиться такого в твоей жизни, что ты теперь винишь себя и, возможно, даже ненавидишь. И почему ты так изменился? Где тот человек, которому я доверяла и которого любила?
— Нам надо поесть. Ешь! — Он сел за стол, наклонился над тарелкой и стал жадно есть, отправляя в рот кусок за куском.
Кажется, она задела его за живое, нащупала больное место, но так и не смогла выяснить причину. Он в это время расправился почти со всей своей огромной порцией еды. Ее переполняли жалость и сострадание. Она никогда не видела, чтобы человек ел с такой жадностью и такой скоростью, разве что дикие голодные собаки.
— Шон, я больше не стану выпытывать у тебя, что с тобой произошло, — прошептала она, — ешь спокойно.
Вилка застыла у его рта. Он отложил ее и перестал есть. Потом взглянул на Эль с беспокойством.
— Прошу тебя. — Она попыталась улыбнуться и бессознательным движением погладила его плечо, но спохватилась и быстро убрала руку.
Он снова поднял вилку, и вдруг она услышала:
— Ты всегда шпионила. Подглядывала. — И уставился взглядом в стол. Или в прошлое. Потом лицо его смягчилось. — Ты была невыносима. От тебя ничего нельзя было скрыть.
— Я не хотела быть такой надоедливой. Просто испытывала потребность всегда быть рядом.
— Ты была невозможна… — повторил он.
Оба молчали. Кажется, он вспоминал прошлое, она так надеялась на это. Несмотря на все обстоятельства, странные и ужасные, она хотела бы больше всего на свете вернуть прежнего Шона.
Наконец она прервала молчание:
— Но ты всегда приходил мне на помощь, несмотря на мое надоедливое преследование, и спасал мне жизнь не один раз.
Он издал странный звук, отдаленно напоминающий смех.
— Это правда.
— Помнишь, как ты запретил мне идти на озеро, потому что всю неделю лил дождь. Я не послушалась, как всегда.
Он взглянул на нее:
— Ты никогда не слушалась.
— Я запуталась в водорослях и стала тонуть, но ты нырнул и вытащил меня. Мне было восемь или девять.
— Десять, — поправил он, — десять, потому что мне было шестнадцать.
— Как я могла забыть? Конечно, в Адере тогда появилась новая гувернантка, блондинка, очень красивая, и ты в тот же день оказался в ее постели.
Он посмотрел на нее внимательно, что-то изменилось в его взгляде. Ей вдруг стало жарко, сердце забилось от этого внимательного мужского взгляда.
— Я помню, она была стройная и очень высокая. Слишком высокая.
Он опустил ресницы.
Она стала осторожно разглядывать его лицо.
— И в то лето ты был влюблен в леди Селию, она была намного старше и…
— Ты ничего не ешь, — напомнил он.
Она вспомнила, как он танцевал на летнем балу с Селией, и она подглядывала за ними ревниво, но они ничего не замечали, увлеченные друг другом.
— Ты был влюблен?
Он пожал плечами:
— Я всегда был влюблен… Но эта любовь была недолгой.
Глаза его заблестели от воспоминаний.
— Значит, это была не любовь. Настоящая любовь никогда не умирает.
— Мне было всего шестнадцать. — Он снова хрипло засмеялся.
Она улыбнулась:
— А когда мне исполнилось шестнадцать, мама и папа отправили меня в Лондон, на два сезона. Помнишь?
— Мне было жаль тебя.
— Но как
Но Шон и тогда спасал ее. Она подняла глаза и увидела, что он внимательно за ней наблюдает.
— Шон, помнишь, ты приехал в Лондон на мой первый бал. Как же я тогда боялась.
— Прости, что я смеялся над тобой, когда ты надела первое бальное платье.
Она и забыла. Платье было очень красивое, но она в нем чувствовала себя долговязой, худой и высокой, как башня, она такой и была. Когда он засмеялся, она так ударила его кулаком в живот, что он согнулся от боли. Рука у нее была тяжелая. Эль ненавидела его в тот момент, но он был прав, это платье совершенно ей не шло. Но когда он пригласил ее на первый танец, и повел в центр зала, и ее рука оказалась в его руке, она была горда и благодарна ему. Она перепутала несколько фигур, но он так ловко поправил ее, что никто не заметил. И в конце ей даже понравилось танцевать.
— Ты со мной танцевал. — И, волнуясь, добавила: — Я теперь понимаю, почему любила тебя так сильно.
Он поднялся из-за стола:
— Сядь поешь.
Она покачала головой и отодвинула от себя тарелку. И тоже встала из-за стола.
