из Канады. Без сомнения, каким-то весельчаком, который, вероятно, сам был на приеме и там здорово выпил!
Фотография выскользнула у Оливии из пальцев. Она повернулась спиной к стайке сотрудниц и молча вышла из комнаты.
По пути от Фаррингдона до дома они не обменялись с Эрнстом ни единым словом. Он понимал, что она чем-то расстроена. У мисс Оливии всегда вот такой неприступный вид, когда ей не хочется говорить. Эрнст поставил машину на стоянку и пошел домой — к жене и быстро разрастающемуся семейству. А Оливия на еще чуть дрожащих ногах вошла в дом и прошла прямо в бассейн, где соседи и няня развлекали друг друга.
— Верити, дайте Дэнни и Каро поужинать и уложите их спать. Мне ничего не оставляйте, я себя плохо чувствую. А вас всех прошу — пожалуйста, уйдите! — сказала она. Затем пошла прямо в спальню, бросилась на двуспальную кровать и проплакала всю ночь.
Утром она выглядела ужасно, глаза покраснели и распухли, лицо сморщилось от слез. В таком виде, да еще с жуткой головной болью, она не могла идти на работу. Она позвонила Бэрди, предупредила ее и попросила переслать неотложные дела по факсу. Бэрди сказала:
— Оливия, те фотографии…
— Я не хочу об этом говорить, Бэрди.
— А я хочу. Причина, почему я там стояла, как дурочка — не в том, что я интересовалась ими, как ты думаешь. Я хотела урезонить девчонок. Они ничего не значат, Оливия, — я имею в виду фотографии. Это просто дурацкая праздничная вечеринка, ничего угрожающего. Наши рождественские вечеринки в офисе бывают не лучше. Ты на них присутствовала и сама знаешь, как глупо ведут себя порой люди, наполненные самомнением и выпивкой…
— Не надо извиняться за моего мужа, Бэрди. У него и раньше были проблемы с пьяными женщинами, а старые привычки легко не отмирают. Не хочу об этом говорить. Пожалуйста, побудь за меня сегодня. Завтра увидимся! — И Оливия положила трубку.
Она стояла перед зеркалом, отражавшим ее смятенный и довольно жалкий облик. Волосы у нее были прямые и длинные, она отрастила их, потому что Стюарту нравилось гладить «этот каштановый шелк», как часто он говорил ей в интимные минуты. Сентиментальный шут! Оливия зашла в ванную, нашла ножницы и обрезала волосы.
В пятницу, когда Стюарт должен был вернуться из Нью-Йорка, Оливия пошла на работу как обычно. Выглядела она и чувствовала себя ужасно. Бэрди, однако, ничего не сказала по этому поводу и как бы не заметила обрезанных волос — бедняжка боялась даже рот раскрыть.
Во время ланча Оливия привела волосы в порядок в ближайшей парикмахерской, вернувшись к короткой прическе, которую мисс Котсволд носила в девичестве.
Стюарт обещал позвонить ей и дать знать, когда прибывает в Хитроу. Оливия напрасно прождала звонка весь день. Она ушла из Фаррингдона в седьмом часу, дома никаких сообщений от мужа не было — ни факса, ни записи на автоответчике.
Миссис Даннимотт оставила им любимый ужин Стюарта — ростбиф и йоркширский пудинг. Она поужинала в компании Верити, едва притронувшись к пище.
Эрнст оставался наготове, чтобы забрать Стюарта из аэропорта, но до девяти вечера тот так и не позвонил. Тогда Оливия сама позвонила Маккензи в Нью-Йорк. В Большом Яблоке в это время было четыре пополудни, и все как раз готовились к уик-энду. Маккензи-старший уже ушел домой, а оставшиеся в фирме сотрудники могли сообщить только, что, насколько им известно, мистер Стюарт отбыл из Нью-Йорка рано утром.
Но если Стюарт покинул Нью-Йорк рано утром, то даже при семичасовом полете на рейсовом лайнере (против трех часов на «Конкорде») он давно должен был прилететь! Может быть, его рейс отложен? Но в таком случае он наверняка предупредил бы ее!
Оливия позвонила Эрнсту в коттедж и сказала, чтобы он шел спать: видимо, Стюарт решил переночевать в офисе, чтобы не беспокоить их в столь поздний час.
На следующее утро Оливия позвонила в Фаррингдон. Ответил Данкерс. Она попросила его проверить, был ли Стюарт в офисе.
— Нет, мисс Оливия, определенно нет. Я проверял этажи и «Лэмпхауза», и «Маккензи» только недавно, когда заступил на дежурство. Его здесь нет, и никаких сообщений не оставлено.
— Спасибо. Дайте мне знать, если муж все-таки появится сегодня, Данкерс.
— Разумеется, мисс Оливия.
Так и не получив за всю субботу ни одного сообщения, Оливия провела ее, бесцельно слоняясь по дому и саду. А в воскресенье начала всерьез беспокоиться. Чувство гнева на мужа заметно ослабло.
Неужели, думала она, Стюарт как-то пронюхал о ее резком отношении к фотографиям и взял дело в свои руки? Вдруг он решил бросить ее!
Возможно, он устал от ее депрессий, от ее напряженного рабочего графика, от систематического неприятия его «светлых идей». А возможно, она ему просто надоела.
Оливия дрожащими пальцами набрала номер «Плаза-отеля» в Нью-Йорке. Она попросила дежурного сделать мистеру Стюарту Маккензи ранний утренний звонок: его жена в Англии желает срочно переговорить с ним. Ей было должным образом сообщено, что мистер Стюарт Маккензи выбыл в пятницу рано утром.
Тогда она позвонила Маккензи-старшему над Род-Айленд, несмотря на то что там было три часа ночи. Трубку взял дворецкий.
— Сожалею, мадам, но мистера Маккензи нет дома, ему пришлось неожиданно вылететь в Торонто. Мистер Стюарт? Понятия не имею, мадам! Может быть, он улетел с отцом в Торонто на его личном самолете, но мне об этом не сообщали. Все, что я могу сказать, мадам, это…
— Хорошо, хорошо, благодарю вас! — Оливия положила трубку — и этот конец обрезан!
Она позвонила Бэрди домой.
— Бэрди, я завтра приду не слишком рано. Мой ветреный муж весь уик-энд не показывался.
— Сочувствую, дорогая! Я могу чем-нибудь помочь?
— Ничем, если только ты не знаешь, где эта свинья.
— Оливия, ты так расстроена…
— Да, Бэрди, да! Почему он мне не позвонил? Почему он не показывается? Что, черт возьми, с ним случилось?
— Я уверена, что ничего не случилось. Наверное, он пытался связаться с тобой, но…
— Нет, не пытался! Кто-то его прячет, это точно!
— Я тебе советую, дорогая, не появляться в «Лэмпхаузе», пока не разберешься с домашней ситуацией. Не беспокойся о делах, мы с Натали управимся. Если он позвонит в офис, я сразу дам знать. А теперь ступай и отдохни, у тебя измученный голос. — И Бэрди дала отбой.
Остаток воскресенья Оливия провела в работе — лучшем средстве от депрессии и неуверенности, а также других неприятных эмоций, порожденных современным образом жизни. О да, ей на самом деле надо было быть викторианской матерью семейства со связкой ключей на поясе, у которой одна забота — что сказать кухарке насчет обеда в отсутствие ненадежного мужа…
Она собралась с мыслями и пошла купаться в одиночестве. Затем целый час занималась хатха-йогой, после чего почувствовала себя значительно лучше. Дальше — больше: она вылизала кухню от пола до потолка, хотя миссис Даннимотт всегда оставляла ее без единого пятнышка. Потом вывела детей на прогулку с Верити. Немного почистила заросли ежевики, смело вторгшись на пока оставшуюся нетронутой территорию.
То, что они с садовником благоустроили, выглядело отлично — цветы, кусты и ползучие растения были готовы зацвести с приходом мая. А кому это надо? — подумалось ей. Много тяжелой работы понадобилось, чтобы привести в порядок пол-акра заброшенной земли. Возможно, Стюарт прав — надо было пустить землю под виноградники и выпас лошадей!
Стянув вечером с рук садовые рукавицы, она почувствовала, как смертельно устала. Зато это помогло
