— Стив в Лондоне, мы сможем сходить на выставку в Вест-Энде!
— Можешь провести с ним следующие несколько дней, — великодушно разрешила Оливия. Она зашла к детям, а потом занялась вечерней трапезой для Стюарта и себя: cog au vin [25].
Оставив «путь к сердцу мужа» доходить в духовке, Оливия уложила детей спать, приняла душ, расчесала свои короткие волосы, надела черное платье с открытой спиной, в котором впервые привлекла внимание Стюарта (поразительно, но оно и сейчас, после двух беременностей, отлично сидело на ней!) и снова заглянула в детскую.
Ее обитатели спали как ангелочки — Дэнни, уткнувший нос в подушку, и Каро, лежащая на спине. Оливия поцеловала обоих, подоткнула одеяльца, проверила тревожную систему, подававшую сигнал вниз, когда Дэнни или девочка просыпались, и пошла навстречу своему Ватерлоо. Если ей суждено пасть в борьбе, то она сделает это элегантно — в том стиле, которого Стюарту в последнее время явно недоставало.
В восемь часов он позвонил из машины, что находится в пути. Она выждала полчаса и зажгла свечи в столовой, что создало атмосферу нежную и соблазнительную. В начале девятого налила ему виски со льдом, а себе — джин с тоником. (Каро придется завтра довольствоваться детским питанием).
Где-то в половине девятого через кухонное окно Оливия услышала, как «даймлер» въехал во двор. В вечернем сумраке она увидела вылезающего из машины очень усталого мужа, тут же бросилась обратно в гостиную и включила телевизор. Он вошел не своей обычной легкой походкой, но так, словно нес на плечах тяжкий груз — вины? Оливия попыталась обуздать свои эмоции — облегчение, что он наконец здесь, гнев за пренебрежение ею в течение самого долгого уик-энда в ее жизни, и безграничную любовь. Вспомнив уроки хатха-йоги, она сделала несколько глубоких вздохов.
Он наклонился над креслом, чтобы поцеловать ее, но она увернулась и выключила телевизор. Встав с места, Оливия деловито велела Эрнсту отнести наверх изысканный багаж его сиятельства, а мешок с клюшками для гольфа положить в стенной шкаф в коридоре. Эрнст так и сделал, после чего тщательно затворил за собой тяжелую дубовую парадную дверь и отвел «даймлер» в гараж, хорошо понимая, что атмосфера в доме Макензи крайне напряжена.
— Я скучала по тебе! — Она вручила Стюарту аперитив.
— Как хорошо дома! — Он швырнул кейс на диван. — Прости, что не сообщил тебе лично, что происходит, но мне не удалось. Я тоже скучал по тебе. Как ты тут, милая?
— Беспокоюсь, нервничаю, схожу с ума. Мог бы, по крайней мере, связаться со мной!
— Я сказал служащим корпорации и в Нью-Йорке, и в Торонто, чтобы дали тебе знать о моей задержке. Я не знал, надолго ли…
— Но почему ты не позвонил или не послал факс мне лично?
— В чем ты обвиняешь меня, Оливия? Я надеялся, что ты поймешь!
— Я не могу понять сообщений, которых не получала! Я звонила повсюду — и в Нью-Йорк, и в Торонто, включая офис Дейвины. Ее секретарша сказала, что Винни в отпуске. А до того я звонила твоему отцу — если верить дворецкому, это он улетел в Торонто. Четыре дня, Стюарт, и где же ты их провел?
— В Торонто, — сказал он явно раздраженным голосом.
Оливия глубоко вздохнула.
— Я должна этому верить? Не знаю, кто кому врет. Не понимаю, что случилось, где ты пропадал четыре дня, и не уверена, что меня это продолжает беспокоить. Обед готов. Иди наверх и умойся, пока я накрою на стол. А то я сейчас готова устроить сцену — ты знаешь, как мы оба ненавидим сцены. Возьми выпивку с собой — она тебе понадобится.
Она пошла в кухню, захватив джин с тоником. И, пока он переодевался с дороги, говорила петуху в духовке:
— Ублюдок! Дрянь! Лжец! Предатель! Да как он смел явиться сюда после четырех дней молчания — абсолютного, глухого, уничтожающего молчания, — словно ничего не случилось?
Выговорившись, Оливия почувствовала себя легче.
Стюарт сошел вниз в свитере и джинсах, его волосы были еще влажными после душа. Подбодрив себя второй порцией виски, он проводил ее в столовую.
— Как это красиво выглядит, милая, ты так заботлива! Боже мой, я действительно очень соскучился! Подойди же ко мне и поцелуемся… — Он поставил стакан, но она снова ловко увернулась от его объятий.
— Погоди минутку… Давай поедим, пока все не остыло, а свечи не оплыли. Красное вино — одно из твоих лучших, Стюарт, я помню, что ему надо дать подышать…
— Ты в порядке, милая? — Он как-то странно взглянул на нее, наливая вино из неприкосновенных запасов своего погреба. — Эти последние несколько дней были для всех напряженными. Мой старик совсем развинтился…
— Я в полном порядке, ешь, потолкуем потом.
Он посмотрел на нее в изумлении. Она торопливо подавала блюда, видя, что ему так же трудно спокойно сидеть за столом, как и ей. Не съев и половины, Стюарт отложил салфетку и немного расслабился. Он встал и долил себе шотландского виски без льда, так как лед в серебряном ведерке уже растаял. Затем снова занял свое место напротив нее, во главе стола. Оба, как и подобает лорду и леди, владельцам поместья, сидели с чопорным видом, им явно было нелегко друг с другом.
— Спасибо, Оливия, я не голоден… Знаю, ты на меня сердишься, но никогда не думал, что ты можешь быть такой бессердечной. И мне не нравится твое холодное самообладание!
— А мне не нравится твой обман! Я думала, что ты заболел. Что ты попал в аварию. Что тебя… что тебя ограбили! Я думала… — О Господи, сказать ему, что она воображала его с другой женщиной, было бы слишком унизительно. — Ты предоставляешь мне собирать осколки нашей семейной жизни, пока… пока сам порхаешь по Нью-Йорку и Торонто со своими красотками! А твои непристойные фотографии публикуются в газетах и Бог знает, где еще!
— Оливия, с чего ты взяла?
— Ты прекрасно знаешь, так что хватит врать, Стюарт! Я не желаю больше терпеть такую жизнь. Я подаю на развод, и чем быстрее, тем лучше. Я тебя выведу на чистую воду, Стюарт, ты вернешь каждый цент, который должен «Лэмпхаузу» за алименты Кристине — ведь она их получает? Не так ли?
Он напрягся и побледнел, одним глотком осушил свое виски и потянулся за бутылкой с вином.
— Не пей много, Стюарт! — резко сказала она с дальнего конца стола.
Он криво улыбнулся.
— Я тебя не виню, дорогая.
— Что?!
— Я тебя не виню. Я действительно натворил дел, признаю.
— Ты это признаешь?..
— Да, я признаю все твои обвинения.
Не в силах больше обвинять, она попыталась выведать правду.
— Так где же ты был последние четыре дня, Стюарт?
— На самом деле, два, учитывая время в пути, — ты это прекрасно знаешь. — Его тоже задело за живое, но внешне он этого не показывал, хотя стал саркастически-уклончивым. — В Нью-Йорке и Торонто, так что остынь, ладно?
— Лжец! Я везде звонила — искала тебя. В «Маккензи, Торонто» мне сообщили, что тебя там нет и не ожидается, и Винни Легран тоже. Что было между вами? Уютный домик на двоих в Бакрофте, а?
— Ох! Да ты, я вижу, готова в суд подать! — протянул он, распаляя ее ярость.
— Отвечай прямо, черт возьми!
— Ничего не было, Оливия.
— Я тебе не верю!
— Я этого и не ожидаю, ты уже заморочила себе голову собственными выводами. Вот почему я ничего не буду говорить, пока ты не остынешь и не извинишься за свои мысли и слова.
— Мне извиняться? Какая наглость, Стюарт! Ты собираешься сказать, где был все это время?
— Да, если ты дашь мне возможность. Пока что я прикусил язык, чтобы выдержать твою словесную
