— Жила-была маленькая девочка из Норвича, она не хотела кушать овсянку. Кушай, детка, сказал ей папка, а то мамка рассердится!
Стюарт в роли няни — это было нечто, выходящее за рамки ее обычных представлений. Оливия восхищалась его терпением, приспособляемостью и изобретательностью. А сейчас не могла удержаться от счастливого смеха, глядя, как он кормит сопротивляющуюся Каро, измазав ей личико кашей.
— Мне пора идти. Не забудь, Аннабел должна захватить Дэнни в прогулочную группу. Счастливо! Позвони мне, если случится что-нибудь важное.
— Уходи, женщина, прочь с глаз моих! Неужели ты считаешь, что человек моего калибра не сможет управиться с фермой в двадцать восемь акров после того, как возглавлял многомиллионное предприятие! — Он послал ей воздушный поцелуй и вновь направил внимание на любимую дочку.
Миссис Маккензи резво припустила, боясь опоздать к поезду, прибывающему на Черинг-Кросс в восемь тридцать. Усевшись в вагоне — Оливия всегда успевала захватить место, прежде чем ввалится толпа пассажиров, — она понадеялась, что Макса ван дер Кроота не окажется рядом. Тот тоже стал жертвой депрессии. Он упорно боролся за сохранение своего бизнеса, пока годы экономического спада брали с каждого свою дань. Не устоял и теперь тоже ездил в третьем классе!
Оливия подытожила финансовую ситуацию семейства Маккензи.
От услуг Эрнста пришлось отказаться. Впрочем, тот не особенно возражал. Они с Дженни и детьми покинули коттедж и обосновались в таверне тестя, она — снова официанткой, а он — в качестве нового управляющего. Отец Дженни, Артур Стэпли, имел больше возможностей платить им зарплату и давать крышу над головой, чем она и Стюарт. Кроме того, старик хотел постоянно видеть внуков.
Коттедж был сдан симпатичной молодой паре, изучавшей английское виноградарство. Они вносили арендную плату очень аккуратно. Квартиру над гаражом занял рассеянный художник, которому приходилось об этом напоминать. Квартира в Докланде была продана, вырученные деньги ушли на оплату долгов.
Поместье милосердно выкупили ее родители — старый магнат настоял на этом, если не ради них самих, то ради внуков. Он также продал яхту, чтобы выкупить акции «Лэмпхауза», принадлежавшие Стюарту. Это самое малое, что он мог сделать для дочери, мужественно боровшейся за выживание издательства, объяснил он Стюарту. Котсволды снова стали основными держателями акций компании.
«Даймлер» отца и «феррари» Стюарта также были проданы. Они теперь владели подержанным «вольво».
Верити Йорк пришлось уволить. Но она даже обрадовалась: Стив окончательно решил, что жизнь врозь его не устраивает. Верити собиралась устроить свадьбу на ферме отца в Линкольншире (она предпочитала называть это семейное владение «имением») и обещала Оливии и Стюарту включить их в список приглашенных.
Энди Графтера, садовника-умельца, им пришлось оставить, так как нужно было присматривать за виноградником; они вознаградили его, сделав партнером по виноделию. Пол-акра ландшафтного садика Энди поддерживал в прежнем виде — слишком много усилий было затрачено, чтобы теперь дать ему прийти в запустение.
Миссис Даннимотт продолжала работать на них, но брала меньше — за меньшие часы.
— А зачем же тогда друзья? — повторила она свою любимую сентенцию. — Кроме того, у окрестных помещиков вряд ли найдется пара пенни, чтоб потереть их друг о друга, так что вы со Стюартом теперь в хорошей компании, дорогая!
Аннабел сказала:
— Ну и ну, теперь плохо и вам, и нам! Макс просто с ума сошел от нашей экономической системы, совершенно безжалостной к людям.
А как все это воспринимает Стюарт? — размышляла Оливия, глядя на проносившиеся за окном ухоженные английские пейзажи. Не так уж плохо. Его не обижает, что теперь она — кормилец семьи. И надо отдать ему должное, он не хныкал и не просил на бедность у отца, который, как всегда, по- диктаторски руководил своей мультимиллионной издательской империей, списав сына-неудачника в убыток.
Стюарт, лишившись имиджа плейбоя и возможности сорить деньгами, делал то, что она привыкла делать в первые годы материнства: он работал дома и никогда не ездил первым классом. Похоже, роль «домашнего мужа» ему нравилась. Она же радовалась, что ее дети будут знать своего отца, а не безликого «папочку», как было в ее детстве, когда Гарри день и ночь пропадал на Патерностер-роу.
Самой Оливии теперь приходилось работать больше обычного, чтобы сохранить тот небольшой доход, который она могла обеспечить. Больше, чем когда-либо, она чувствовала свою ответственность за «Лэмпхауз»…
— Ах, Оливия! Как я счазстлив видеть ваз в это прекразное утро такой молодой и красивой! — сказал Макс, который прошел весь поезд в поисках ее. — Можно, я присяду? — он показал на соседнее сиденье, куда она сложила кейс, сумку, макинтош и зонтик.
У нее не впервые возникло неприятное ощущение, что она нравится Максу. Смешно! Она попыталась сохранить строгое лицо.
— Разумеется! Британские железные дороги приватизированы, поделены и распроданы — как и все остальное. Будьте моим гостем на подъеме в новое тысячелетие, Макс!
Она собрала свои пожитки, освобождая ему место.
— Или на зпузке, — сказал Макс, грузно усевшись рядом. — Единственно, чем хороша депрессия, — она зплачивает, как война. Когда мы внизу, остается только один путь — наверх!
— Не верь, — энергично возразила Бэрди, когда Оливия упомянула эту тему. — По своему опыту знаю: когда человек думает, что он уже на дне, всегда окажется, что еще есть куда тонуть. — И она указала острым пальцем на пол.
— Спасибо, Бэрди, что так меня подбодрила, — с иронией сказала Оливия. — И это как раз тогда, когда я свыклась, что Стюарт — домашний муж, а не миллионер, и не чувствую себя виноватой.
— А с чего ты должна чувствовать себя виноватой? Это его вина, а не твоя! Дело не в том, как мы глубоко опустились, а в том, как нам вылезти из ямы. Кстати, сегодня вы едите хлеб, а отец Стюарта все еще ест пироги, так попросите его отрезать вам пару ломтиков.
— Мы оба решили не просить. Для Стюарта это было бы только лишним унижением. С моими родителями — дело другое, они сами предложили помочь.
— А может, тебе самой попробовать подольститься к старому мистеру Маккензи? Он знает, что ты на своем поле преуспела.
— Вот как?
— Конечно! Мы, «Лэмпхауз», как раз собираемся издавать целую кучу бестселлеров, из тех, что продаются во всех супермаркетах страны. У нас дела вовсе не плохи, ты же знаешь это сама, дорогая.
Оливии на самом деле нравился большой бизнес, и она хорошо понимала чувства Стюарта. Как азартный игрок раз за разом ждет удачного расклада, снова и снова повышая ставку, так и бизнесмен ждет счастливого момента, когда «победитель получает все!». Она делала это с книгами, он — с инвестициями, пока ему не изменила удача. Она надеялась, что ее удача продержится подольше, чтобы дать им возможность выйти из личного финансового кризиса.
Мэгги тоже внесла заметный вклад в прояснение их ситуации.
— Помни, Оливия, никогда не следует огорчать мужа. Особенно мужчины не любят терять власть. Сейчас Стюарту, может быть, и нравится роль заботливого отца, но со временем он откажется от нее — и от тебя! Если хочешь сохранить свой брак, возведи его снова туда, где ему положено быть, — на пьедестал. Пусть он в глазах своего отца потерял контроль над британским отделением «Маккензи» — предложи ему взамен «Лэмпхауз». А ты можешь стать серым кардиналом при короле. В общем, будь благоразумна, не принеси в жертву своего мужа и свой брак. В конце концов, мужская гордость — это мужская гордость.
Оливия задумалась над словами матери. И думала очень долго.
Энди Графтер со Стюартом высаживали на склонах виноградные лозы, в то время как Дэнни весело прыгал вокруг, а Каро гулькала в коляске с пустышкой во рту. Стюарт поднял плюшевого мишку, которого она в очередной раз выкинула в грязь, и отложил его подальше. Оливия знала: он давно решил начать путь
