Метаморфозы

        Храм. Не забудь же о том, что слышала ты, моя нимфа, —

        Долгую гордость откинь и с влюбленным — молю — сочетайся!

        И да не тронет твоих мороз весенний плодовых

        Завязей, да не стряхнет и цветов стремительный ветер!»

765 Бог, столь много пред ней понапрасну менявший обличий,

        Сделался юношей вновь; старушечьи все он откинул

        Приспособленья; таким пред нею явился, какое

        Солнце бывает, когда лучезарно блистающим ликом

        Вдруг победит облака и уже без препятствий сияет.

770 Хочет он силою взять; но не надобно силы. Красою

        Бога пленилась она и взаимную чувствует рану.

        Воин Амулий потом авсонийскою правил страною,

        Прав не имея на то, и Нумитору-старцу вернули

        Внуки державу его. Был в праздник Палилий[590] заложен

775 Град укрепленный. Но с ним старшины сабинов и Таций

        Начали брань; и, в крепость открыв им доступ, Тарпейя[591]

        Должную казнь приняла, раздавлена грудой оружья.

        Курий сабинских сыны меж тем, как стихшие волки,

        Голос зажали в устах, и готовы напасть на заснувших

780 Крепко людей, и стремятся к вратам, которые запер

        Наглухо сам Илиад[592]. Одни лишь врата отомкнула

        Дочь Сатурна и их повернула бесшумно на петлях.

        Только Венера одна услыхала движенье засова.

        Створу закрыла б она, да только богам невозможно

785 Дело богов пресекать. Близ Яна местами владели

        Нимфы Авсонии, ток населяя ключа ледяного.

        Их попросили помочь. Справедливой богининой просьбе

        Нимфы не внять не могли. Потока подземные воды

        Вывели тотчас из недр. Но ворота открытые Яна

790 Были доступны еще, загражден путь не был водою.

        Вот под обильный родник подложили они желтоватой

        Серы и в жилах пустых дымящий битум запалили.

        Силой обоих веществ проникает в глубины истоков

        Пар. Дерзавшие в спор вступить с альпийскою стужей,

795 Самому пламени вы теперь не уступите, воды!

        Возле обеих дверей огненосные брызги дымятся.

        Вот вopoта, что не впрок для суровых доступны сабинов,

        Новым ручьем преграждаются. В бой успевают собраться

        Воины спавшие; их на сражение Ромул предводит.

800 Римская вскоре земля телами покрылась сабинов,

        Также телами своих; и с кровью свежею зятя

        Тестя горячую кровь смешал тут меч нечестивый.

        Все же они предпочли брань миром окончить и спора

        Лучше мечом не решать, и стал содержанствовать Таций.

805 После кончины его ты, Ромул, обоим народам

        Равно законы давал, и Марс, свой шлем отлагая,

        С речью такой обратился к отцу и бессмертных и смертных:

        «Время, родитель, пришло, — поскольку на твердой основе

        Римское дело стоит, от вождя одного не завися, —

810 Те обещанья, что мне ты давал и достойному внуку,

        Выполнить и, от земли унеся, поместить его в небе!

        Ты мне когда-то сказал при соборе Бессмертных, — я это

        Помню, в памяти я словеса сохраняю святые! —

        Будет один: его вознесешь к лазурям небесным.

815 Так ты сказал, и твои да исполнятся ныне вещанья!»

        И Всемогущий кивнул и черными тучами небо

        Скрыл, и от грома его и от молний был ужас во Граде.

        Знаменье в этом признав, что дано ему сына похитить,

        На колесницу взошел, опершись на копье, и кровавым

820 Дышлом коней тяготя, погнал их, бичом ударяя,

        Неустрашимый Градив и, скоро спустясь по простору,

        Остановил и сошел на лесистом холме Палатинском.

        Перед народом своим отправлявшего суд государев

        Он Илиада унес. В дуновеньях воздушных распалось

825 Смертное тело его, — так, мощною брошен пращею,

        Обыкновенно свинец распадается в небе далёко.

        Вид он прекрасный обрел, достойнейший трапез высоких, —

        В новом он облике стал трабею носящим Квирином.

        Видя, как, мужа лишась, Герсилия плачет, Юнона

830 Тотчас Ириде своей по дуге семицветной спуститься

        К ней, одинокой, велит и такие слова передать ей:

        «О латинского ты и сабинского племени слава,

        Жен всех лучше жена! Достойная раньше такого

        Мужа, супругой теперь достойная зваться Квирина,

835 Слезы свои осуши! И если хочешь супруга

        Видеть, за мною иди, к той роще, одевшей Квиринов

        Холм, которою храм царя затеняется римлян!»

        Повиновалась и, вниз по радуге снидя на землю,

        Эту, как велено, речь Герсилии молвит Ирида.

840 Та застыдилась; едва подымая глаза, говорит ей:

        «Ты, о богиня! Твое неизвестно мне имя, однако

        Вижу богиню в тебе! — о, веди, о, веди и супруга

        Взору яви моему! Коль судьбы даруют один лишь

        Раз мне увидеть его, примирюсь, что взят он на небо!»

845 Сказано — сделано. Вот взошли с Тавмантестой Девой

        Вместе на Ромулов холм. И вдруг перед ними на землю

        С неба упала звезда. От света ее загоревшись,

        С тою звездою взвились у Герсилии волосы в небо.

        В руки, знакомые ей, там принял жену основатель

850 Римского града, сменил он и тело ее и прозванье:

        Горою стал величать, споклоняемой богу Квирину.

КНИГА ПЯТНАДЦАТАЯ