Вдруг зашумели, и вот, из бездны морской показавшись,
Выступил зверь, широко зыбь грудью своей покрывая.
Оба несчастны они, но матери горе законней.
Только не помощь, увы, а достойные случая слезы,
Плач своей деве несут, прильнули к плененному телу.
Гость же им говорит: «Для слез впереди у вас будет
Если ее попрошу, — Персей, сын Зевса и девы,
Запертой, той, кого плодоносным он златом наполнил, —
Я одолитель — Персей — змеевласой Горгоны, который
В веющий воздух лететь, взмахнув крылами, решился, —
К брачным добавить дарам попытаюсь, — лишь боги бы дали!
Доблестью ей послужу, и да будет моей, — вот условье!»
Те принимают его, — кто бы стал колебаться? Взмолились
Мать и отец и ему обещают в приданое царство.
Воды браздит, гребцов вспотевшими движим руками,
Зверь тот, волны погнав налегающей грудью, настолько
Был уже близок от скал, насколько пращой балеарской
Кинутый может свинец, крутясь, пролетать по пространству.
Ввысь полетел, к облакам, — и едва на морскую поверхность
Мужа откинулась тень, на тень зверь бросился в злобе.
Как Громовержца орел, усмотревший на поле пустынном
Змея, что солнцу свою синеватую спину подставил,
Хищных, вонзает в хребет чешуйчатый жадные когти, —
Так, пространство своим прорезав быстрым полетом,
Спину чудовища сжал Инахид[193] и рычащему зверю
В правое вставил плечо свой меч до кривой рукояти.
Зверь, то уходит в волну, то кидается словно свирепый
Вепрь, что стаей собак устрашен, вкруг лающих громко.
Жадных укусов Персей на быстрых крылах избегает:
Все, что открыто — хребет с наростами раковин полых,
Рыбьим становится, — он поражает мечом серповидным.
Воду потоком меж тем вперемежку с багряною кровью
Зверь извергает. Уже тяжелеют намокшие крылья,
И уж не смеет Персей довериться долее взбухшей
Встала из тихой воды, но скрывается вся при волненье,
И, об утес опершись и держась за вершину рукою,
Трижды, четырежды он пронзает утробу дракона.
Рукоплесканье и клик наполнили берег и в небе
С Кассиопеей Кефей, зовут избавителем оба,
Дома опорой. Меж тем от оков разрешенная дева
Шагом свободным идет — причина трудов и награда!
Он же, воды зачерпнув, омывает геройские руки
Вниз настилает листвы и в воде произросшие тростья
И возлагает на них главу Форкиниды[194] Медузы.
Каждый росток молодой с еще не скудеющим соком,
Яд чудовища впив, мгновенно становится камнем;
Нимфы морские, дивясь, испытуют чудесное дело
Тотчас на многих стеблях, — и сами, того достигая,
Рады, и вот семена все обильнее в воду бросают.
Так и осталось досель у кораллов природное свойство:
Что было в море лозой, над водою становится камнем.
Трем божествам он три алтаря устроил из дерна:
Левый, Меркурий, тебе, а правый — воинственной деве,[195]
Средний Юпитеру в честь. Минерве заклали телицу,
И не замедля, тотчас Андромеду — награду за подвиг —
Он без приданого взял: потрясают Амур с Гименеем
Светочи свадьбы, огни благовоньем насыщены щедро,
С кровель цветов плетеницы висят, и лиры повсюду,
В доме распахнуты все половины дверные, и настежь
Атрий открыт золотой, и на царский, в прекрасном убранстве,
Пышно устроенный пир кефенская знать прибывает.
С трапезой кончив, когда дарами щедрого Вакха
Доблестью мог отрубить главу, чьи волосы — змеи».
И повествует Персей, что лежит под холодным Атлантом
Место одно, а его защищает скалистая глыба
И что в проходе к нему обитают тройничные сестры,
Как он, хитро, изловчась, при его передаче, тихонько
Руку подсунул свою, овладел тем глазом; и скалы,
Скрытые, смело пройдя с их страшным лесом трескучим,
К дому Горгон подступил; как видел везде на равнине
Что обратились в кремень, едва увидали Медузу;
Как он, однако, в щите, что на левой руке, отраженным
Медью впервые узрел ужасающий образ Медузы;
Тяжким как пользуясь сном, и ее и гадюк охватившим,