Метаморфозы

360 На колесницу ступил и, черными мчимый конями,

        Тщательно стал объезжать основанья земли Сицилийской.

        Все осмотрев, убедясь, что ничто не грозит обвалиться,

        Страх отложил он. Меж тем Эрикина[215] его увидала

        С ей посвященной горы. И, обняв крылатого сына, —

365 «Сын мой, оружье мое, и рука, и могущество! — молвит, —

        Лук свой возьми, Купидон, которым ты всех поражаешь,

        Быстрые стрелы направь в грудь бога, которому жребий

        Выпал последний,[216] когда триединое царство делили.

        Горние все и Юпитер-отец, и боги морские

370 Власть твою знают, и тот, в чьей власти боги морские.

        Тартару что ж отставать? Что власти своей и моей ты

        Не расширяешь? Идет ведь дело о трети вселенной!

        Даже и в небе у нас — каково же терпение наше! —

        Презрены мы; уменьшается власть и моя и Амура,

375 Разве не видишь: от нас и Паллада теперь и Диана

        Лучница прочь отошли? И девствовать будет Цереры

        Дочь, коль допустим: она и сама этой участи хочет.

        Ежели к просьбе моей ты не глух — ради общего царства

        С дядей богиню сведи». Сказала Венера. И тотчас

380 Взялся Амур за колчан и стрелу, как мать повелела,

        Выбрал из тысячи стрел одну, но острее которой

        Не было и ни одной, что лучше бы слушалась лука.

        Вот свой податливый рог изогнул, подставив колено,

        Мальчик и Диту пронзил искривленной тростинкою сердце.

385 Глубоководное есть от стен недалеко геннейских[217]

        Озеро; названо Перг; лебединых более кликов

        В волнах струистых своих и Каистр едва ли услышит!

        Воды венчая, их лес окружил отовсюду, листвою

        Фебов огонь заслоня, покрывалу в театре подобно.

390 Ветви прохладу дарят, цветы разноцветные — почва.

        Там неизменно весна. Пока Прозерпина резвилась

        В роще, фиалки брала и белые лилии с луга,

        В рвенье девичьем своем и подол и корзины цветами

        Полнила, спутниц-подруг превзойти стараясь усердьем,

395 Мигом ее увидал, полюбил и похитил Подземный, —

        Столь он поспешен в любви! Перепугана насмерть богиня,

        Мать и подружек своих — но мать все ж чаще! — в смятенье

        Кличет. Когда ж порвала у верхнего края одежду,

        Все, что сбирала, цветы из распущенной туники пали.

400 Столько еще простоты в ее летах младенческих было,

        Что и утрата цветов увеличила девичье горе!

        А похититель меж тем, по имени их называя,

        Гонит храпящих коней, торопясь, по шеям, по гривам

        Сыплет удары вожжей, покрытых ржавчиной темной,

405 Мимо священных озер и Паликовых, пахнущих серой,

        Вод,[218] что бурлят, прорываясь из недр; через местность несется,

        Где бакхиады — народ из Коринфа двуморского — древле

        Стены воздвигли меж двух корабельных стоянок неравных.

        Меж Кианеей лежит и пизейским ключом Аретузой,[219]

410 Там, где отроги сошлись, пространство зажатое моря.

        Там-то жила — от нее происходит и местности имя —

        Нимфа, в Сицилии всех знаменитее нимф, Кианея.

        Вот, до полживота над поверхностью водной поднявшись,

        Деву узнала она. «Не проедете дальше! — сказала, —

415 Зятем Цереры тебе не бывать против воли богини;

        Просьбой, не силою взять ты должен был деву. Коль можно

        С малым большое равнять, — полюбил и меня мой Анапис[220] ,

        Все ж он меня испросил, я в брак не со страха вступила».

        Молвила нимфа и их, в обе стороны руки раздвинув,

420 Не пропустила. Сдержать тут гнева не мог уж Сатурний.

        Страшных своих разогнал он коней и в бездну пучины

        Царский скиптр, на лету закрутившийся, мощной рукою

        Кинул, — и, поражена, земля путь в Тартар открыла

        И колесницу богов приняла в середину провала.

425 А Кианея, скорбя, что похищена дева, что этим

        Попрано право ее, с тех пор безутешную рану

        Носит в безмолвной душе и вся истекает слезами.

        В воды, которых была божеством лишь недавно великим,

        Вся переходит сама, утончаясь; смягчаются члены,

430 Кости — можно согнуть, и ногти утратили твердость,

        Что было тоньше всего становится первое жидким, —

        Пряди лазурных волос, персты ее, икры и стопы.

        После, как члены она потеряла, в холодные струи

        Краток уж был переход. Бока, спина ее, плечи

435 И ослабевшая грудь — все тонкими стало ручьями.

        Вот наконец, вместо крови живой, в изменившихся жилах

        Льется вода, и уж нет ничего, что можно схватить бы.

        В ужасе мать между тем пропавшую дочь понапрасну

        Ищет везде на земле, во всех ее ищет глубинах.

440 Отдых вкушавшей ее не видала Аврора с власами

        Влажными, Геспер[221] не зрел. В обеих руках запалила

        Ветви горючей сосны, на Этне возросший, богиня

        И леденящею тьмой проносила, не зная покоя.

        Снова, лишь радостный день погашал созвездия ночи,

445 Дочь искала она, где Солнце заходит и всходит.

        Раз, утомившись, она стала мучиться жаждой, но нечем

        Было ей уст освежить; соломой крытую видит

        Хижину, в низкую дверь постучала; выходит старуха,

        Видит богиню она и тотчас выносит просящей

450 Сладкого чашу питья из поджаренных зерен ячменных.

        Пьет Церера. Меж тем злоречивый и дерзкий мальчишка

        Перед богинею стал и, смеясь, обозвал ее «жадной».