Иль не Юпитер родитель тебе, иль рожден ты постыдно?»
На говорящего так он давно уже скошенным глазом
Смотрит, не в силах уже управлять распалившимся гневом,
И возражает в ответ: «Не язык, а рука — моя сила.
Грозный ко мне подступил. После речи такой уж не мог я
Пятиться: тотчас с себя я зеленую сбросил одежду,
Выставил руки вперед и держал кулаки перед грудью,
Став в положенье бойца, все члены к борьбе приготовил.
Тотчас и сам пожелтел, песком занесенный сыпучим.
То за зашеек меня, то за ноги проворные схватит, —
Правда, иль чудится так, — но со всех он сторон нападает.
Тяжесть моя защищала меня, он наскакивал тщетно.
Приступом волны идут: стоит, обеспечена грузом.
Вот мы чуть-чуть отошли и уж снова сходимся биться.
Крепко стоим на земле, порешив не сдаваться. Прижались
Крепко ногою к ноге. Всей грудью вперед наклонившись,
Видел я, сходятся так два могучих быка, состязаясь,
Если награда борьбы, красавица первая паствы,
Самка кидает их в бой, а скотина глядит и страшится,
В недоумении, кто завоюет такую державу.
Грудь мою в этой борьбе. По четвертому разу объятий
Все ж он избег и сумел свои вызволить руки, отвел их;
Тут же он руку напряг, — это чистая правда! — и сразу
Перевернул меня вдруг и налег всей тяжестью сзади.
Славу снискать! — почудилось мне, что горой я придавлен.
Еле я вытащить мог увлажненные потом обильным
Руки, едва разорвав вкруг груди тугое объятье.
Я задыхался, но он не позволил мне с силой собраться.
Землю коленом своим и песок закусил, побежденный.
Силой слабее его, прибегаю к своим ухищреньям
И ускользаю из рук, превратившись в длинного змея.
Но между тем как я полз, образуя извивы и кольца,
Захохотал лишь тиринфский герой на мои ухищренья, —
Молвив: «Змей укрощать, — то подвиг моей колыбели!
Если драконов других победить, Ахелой, ты и можешь,
Все ж не ничтожная ль часть ты, змей, Лернейской Ехидны?
Было нельзя у нее безнаказанно срезать, чтоб тотчас,
Две обретя головы, ее выя не стала сильнее;
Отпрыски новых гадюк появлялись в погибели, убыль
Впрок ей была, я ее одолел и пленил, одолевши.
Воин с оружьем чужим, обличьем прикрытый заёмным?»
Так он сказал; и схватил, как узлом, меня сверху за горло
Пальцами. Дух занялся, был я сдавлен словно клещами:
Освободить лишь гортань я большими перстами пытался.
Образ — быка; и, в быка обратясь, вновь в битву ступаю.
С левой тогда стороны он на шею закинул мне руки,
Тащит меня за собой, — побежавшего было, — крутые
В землю вставляет рога и меня на песок простирает.
Рог, захваченный им, и срывает, чело искажая.
Нимфы плодами мой рог и цветами душистыми полнят,
И освящают, — и он превращается в Рог изобилья», —
Молвил. Наяда тогда, подобравшись, подобно Диане, —
Входит, с собою неся в том самом роскошнейшем роге
Целую осень — плодов урожай в завершение пира.
Лишь рассвело и едва по вершинам ударило солнце,
Юноши, встав, разошлись; дожидаться не стали, что волны
Бурные вновь улеглись. Ахелой же свой лик деревенский,
Свой обездоленный лоб — в глубокую спрятал пучину.
Но не вредила ему украшенья былого утрата.
Рог был другой невредим. К тому же ветловой листвою
Но для тебя, Несс[389] лютый, любовь к той деве причиной
Гибели стала, — ты пал, пронзенный крылатой стрелою.
Древле Юпитера сын, с молодой возвращаясь супругой
К отчим стенам, подошел к стремительным водам Эвена[390] ;
В водоворотах был весь, прервалась по нему переправа.
Неустрашим за себя, за супругу Геракл опасался.
Тут подошел к нему Несс — и могучий, и знающий броды.
«Пусть, доверившись мне, — говорит, — на брег супротивный
Бледную, перед рекой и кентавром дрожавшую в страхе,
Взял калидонку герой-аониец[391] и передал Нессу.
Сам же, — как был, отягчен колчаном и шкурою львиной, —
Палицу, также и лук, на берег другой перекинул, —
Смело поплыл; где тише места на реке, и не спросит!
Даже не хочет, плывя, забирать по теченью потока.
Только он брега достиг и лук переброшенный поднял,
Как услыхал вдруг голос жены и увидел, что с ношей
Мчишься ты, дерзкий, куда? — воскликнул он. — Несс двоевидный,